Деканатской секретарше Наташе, которая вряд ли запомнила одну из тысяч студенток, прошедших через факультет за последние годы, еще можно было наплести, будто он, разочаровавшись в преподавательской карьере, намерен создать собственную рок-группу, подыскивает яркую солистку, и неплохо было бы… За коробку фиников в шоколаде Нил получил информацию о том, что на четвертом курсе Захаржевская Татьяна вышла замуж и сменила фамилию на Чернова, на пятом ушла в декретный отпуск, а два года назад была заочно отчислена как не приступившая к занятиям. В придачу Наташа выдала ему адрес и домашний телефон Черновой-Захаржевской.

Нил так и не придумал, под каким предлогом он появится перед Таней. Едва ли она благосклонно отнесется к появлению старого своего знакомца, ближайшем кафе, получил ответ. Гражданка Чернова, проживавшая по указанному в запросе адресу, убыла в апреле сего года и в настоящее время в городе Ленинграде не прописана.

Он вытянул две пустышки подряд. Что ж, остается искать другие пути. Перебирая в уме все ниточки, которые могли бы привести к ней, Нил решил Прежде всего разыскать Ваньку Ларина. Не то, чтобы этот источник был самым многообещающим, просто с ним было легче завести разговор о Татьяне, чем, скажем, с Николаем Николаевичем, ее отчимом.

На Ванечку он вышел достаточно легко, и доверительная беседа обошлась в тридцать три рубля — стоимость двух порций мяса и трех бутылок сухого вина в «Погребке» плюс червонец на такси, куда пришлось сгрузить вконец ослабевшего Ларина. Денежки вылетели в трубу: Ванька, с которого впору было рисовать плакаты на тему «Все ты, водка, виновата!», при первом же упоминании о Тане расплакался, начал бить себя в грудь и честить себя скотиной и мерзавцем. Вразумительного от него удалось добиться немного. Оказывается, месяца через три-четыре после их встречи в шашлычной он люто загулял, к Тане не вернулся, потому что загремел в больницу, а там узнал, что Таня с друзьями перекололись героином, и друзья ее погибли, а сама она попала в реанимацию, откуда ее увезли в неизвестном направлении.

К Николаю Николаевичу Нил долго не решался обратиться, понимая, что импозантный адвокат, скорее всего, пошлет его куда подальше. Наконец не выдержал, и выждав момент, когда тот выходил из дверей коллегии, двинулся навстречу ему.

— Здравствуйте, Николай Николаевич! — Здравствуйте… Извините, молодой человек, не припоминаю. Вы по какому делу?

— Совсем не по делу. Я сын Ольги Владимировны Баренцевой, певицы. — Холеные черты адвоката чуть разгладились. — Вы в свое время здорово помогли нам с женой, и мы до сих пор с великой благодарностью вспоминаем вас… и Таню, которая порекомендовала обратиться к вам.

— Да, да, теперь я вспомнил — роковые страсти, нож…. Ну, и как теперь ваша супруга? Больше не бузит?

— Нет, что вы, у нее все прекрасно, работает в Москве на радио, обличает албанских экстремистов преступный режим Энвера Ходжи. Видимся, правда, только по выходным, зато не успеваем надоесть друг другу, — вдохновенно врал Нил. — А как вы, как Таня? Что поделывает? Снова замуж не выскочила? — Таня тоже в Москве, работает в министерстве и о замужестве, насколько мне известно, пока не помышляет, нахлебалась, знаете ли… А матушка ваша как?

— О, только что вернулась из турне по странам Азии, готовится к премьере «Тоски»…

— А когда премьера?

Нил оживленно рассказывал о матери и несказанно гордился собой. Как мастерски провел разговор — в полном соответствии с заветами Штирлица важный для себя вопрос затронул в начале и вскользь, получил информацию, а закончил чем-то посторонним, что, собственно, и запомнится собеседнику.