— Погоди, — сказал отец и по-хозяйски бросил помятому служителю: — Мишень. Стрелки есть? — Служитель кивнул. — Три штуки. Оперение белое. — Только три? — разочарованно протянул Нилушка.

— Погоди, — повторил отец. — Всякое новое оружие сначала надо пристрелять.

Он подкинул винтовку на ладони, со щелчком разломил надвое, вставил стрелку — длинную пульку с белым пучком перьев на конце, — обеими руками облокотился о барьер, тщательно прицелился. Белый хвостик появился точно в центре черного кружка мишени, но отец остался чем-то недоволен — поставил винтовку перед собой, потрогал черный винтик, расположенный над стволом, прицелился снова… Три белых пятнышка на мишени слились в одно.

— Годится, — сказал отец.

Он поставил Нилушке под ноги низенькую табуретку, показал, как ставить руки, как держать винтовку. Оказалось, что если Нилушка упрет приклад в плечо, то ему будет не дотянуться до спускового крючка, так что пришлось положить край приклада на плечо.

— Это ничего, — утешил отец и встал сзади, направляя движения сына. — Главное, правильно прицелиться и правильно спустить курок. Оружие — это естественное продолжение мужской руки, запомни, а ствол — это как указательный палец. Куда покажешь этим пальцем, туда и полетит пуля. Теперь смотри: вот эта пипочка на самом конце называется мушка. Ловим ее в прорезь… вот так… и все вместе направляем… На медленном выдохе, палец ведем плавно, не дергая… Стой, куда это целишь?

— Буржую в брюхо.

Нилушка показал па толстопузого жестяного капиталиста, обнимающего атомную бомбу. И капиталист, и бомба были облезлыми и пятнистыми от множества прямых попаданий.

— Не так, — сказал отец. — В пневматическом тире, если хочешь попасть, надо целиться не в саму фигуру, а вот в тот кружочек на железке, сбоку от цели.

Кружочек возле буржуя оказался очень маленький, и Нилушка выбрал другой, самый большой, даже не посмотрев, к чему он присоединен. Сосредоточился, поймал мушку в прорезь, навел, медленно выдохнул…

Дзынь! Это раскололся надвое зеленый металлический арбуз, показав красное нутро.

— Папа, я попал, попал, слышишь?! На большее его не хватило. Промазав дважды, он со вздохом протянул винтовку отцу.

— Все.

— И правильно. На первый раз хватит. Мне тряхнуть стариной, что ли? Еще десять пулек.

Он взял винтовку совсем не так, как учил Нилушку, а на одну вытянутую руку, как держат пистолет, выпрямился, расставил пошире ноги. Выстрел — и на пол упала большая звезда из фольги, второй — упала другая. Только на третьем выстреле Нилушка сообразил, что отец стреляет не по самим звездам — это было бы слишком легко, они большие, — а по почти невидимым ниточкам, за которые эти звезды прицеплены. Остальные посетители прекратили стрельбу и наблюдали, затаив дыхание. Восемью выстрелами отец сбил все восемь звезд, а две оставшиеся пульки высыпал в ладошку восторженно глядящему на него конопатому мальчишке постарше Нилушки года на три.

Эффектно вывернув ладонь, отец кинул на блюдечко перед опешившим служителем скомканную пятерку.

— Сдачи не надо!

— Это мой папа, он летчик! — гордо оповестил Нилушка, подчеркивая и собственную причастность к такому сиятельному триумфу.

— Ну дает авиация! — пробасил коренастый седой дядечка с двумя рядами орденских планок на синем пиджаке. — Такие стрельбы грех не отметить. Как насчет по пиву, авиация? Я угощаю.

— А что, Нил Романыч, мы вроде заслужили, верно?

— Факт! — важно констатировал Нилушка.