— Ты скрываешь это от него?

— Нет, он в курсе, что у меня есть информация. Но говорит, что не хочет ничего знать. Это не изменит его прошлого и никак не повлияет на будущее.

— Это… это не меняет его поступков.

— Нет, но я надеюсь, это повлияет на то, что сделаешь ты.

Тор замолк. И когда он уставился в одну точку, было сложно распределить свои чувства на ровные стопки, вроде шока, печали, гнева, горя. Черт, а шок вообще можно назвать эмоцией? И, блин, он в принципе не понимал, почему испытывал хоть что-то.

У них с Хармом не было близких отношений в духе отец/сын, тогда почему на него так повлияла новость о том, что у мужчины был еще один сын? Да и сам Кор? О какой связи может быть речь?

Никакой, не считая его права убить ублюдка.

Которое, Лейла была права, сейчас аннулировано.

Подняв голову, Тор сосредоточился на Избранной. Лейла стояла возле двери и смотрела на него, ее лицо было сдержанным, как на портрете, но глаза все еще блестели после их спора.

Схватки не на жизнь, а на смерть.

— Прости, — сказал он отстраненно. — За то, что произошло между нами.

Лейла резко качнула головой.

— Я не стану извиняться за то, кого я люблю. На самом деле я благодарна, что такова моя судьба. Если бы я полюбила другого, то не стала бы такой сильной под действием обстоятельств… и нет ничего плохого в том, чтобы познать себя и свою силу.

Аминь, подумал он.

— Тор, ты поступишь правильно, — сказала Избранная. — Слышишь меня? Ты сделаешь правильный выбор, и ты убедишься, что Кору не будет причинен вред.

— Я не могу отвечать за весь мир.

— Нет, но ты можешь отвечать за себя. Именно этот урок я недавно усвоила.

***

Лейла сразу же вернулась на ранчо. И войдя в дом через раздвижную дверь, она закрылась внутри и прислушалась. Кор еще не вернулся, и это к лучшему. Не нужно ему знать, что она поняла, кто именно стрелял в него, или что она защищала его перед Братом.

А также о том факте, что она раскрыла информацию о его отце.

Дражайшая Дева… эм, Озабоченный Лэсситер… она надеялась, что Тор будет держать рот на замке. Но она сделала все необходимое, чтобы заставить Брата прекратить боевые действия.

Мужчина, познавший боль от потери своей шеллан и нерожденного ребенка, не станет убивать родного брата. Просто не сможет.

Спустившись в подвал, Лейла направилась в ванную, желая принять душ. Но она застыла, увидев свое отражение в зеркале над раковиной. Она все еще была в мантии Избранной, которую надела после ухода Кора, белые складки были знакомы ей как ее собственное тело, волосы.

Потянувшись к поясу, она развязала узел и скинула с плеч и рук тяжелую ткань.

Держа перед собой мантию, Лейла подумала о долгих годах, что носила эту форму. Даже после того, как Фьюри освободил их, она продолжала носить мантии на постоянной основе. Удобные, в них было легко передвигаться, и также они успокаивали душу — так ребенок цепляется за свою детскую игрушку или плед.

Мантия также являла собой символ.

Не прошлого расы, а ее собственного.

Лейла аккуратно и с уважением свернула полотно. А потом положила на мраморную поверхность и отступила назад.

Она понимала, что больше никогда не наденет мантию Избранной. Да, будут в ее жизни другие одежды, напоминающие мантии — длинные платья, плащи в пол, даже покрывало, если закутаться в него целиком.

Но она не Избранная более, и не потому, что Дева-Летописеца прекратила свое существование.

Дело в том, что когда живешь в служении другому, когда всю твою жизнь определяет чужая воля… невозможно вернуться к прежнему укладу, если хоть раз почувствуешь, кто ты есть на самом деле.