– Дед! Скажи, какая это деревня? Камышовка? – крикнул обладатель низкого баса – плотный краснолицый мужик с густой недельной щетиной.

– Мышеловка, – буркнул дед угрюмо. Наверное, тот услышал то, что хотел, потому что тут же радостно заорал:

– Пришли! Ох, блин, без ног остались, пока доковыляли! Ну и глухомань!

Шумная компания направилась к старику. Шли по краю омута, проваливаясь по щиколотку в зыбкую почву и сопровождая громкие чавкающие звуки ругательствами и проклятиями. Двое мужчин и две женщины. Молодые, не старше тридцати. Оба мужика упитанные, с круглыми животами. Сразу видно, работать не привыкли. А женщины – без слез не взглянешь – худющие, кожа да кости. Кому нужны такие? Подержаться не за что. Одна и вовсе дылда, ростом с мужиков. Плечистая, руки оглобли, ноги ходули, да и на лицо дурна. Другая – пониже и с виду поприятней. Старик услышал ее испуганный шепот:

– Смотрите, дед прямо страшилище!

– Точно. Совсем рожа кривая, – ответил басовитый пузан, не заботясь о том, слышит ли его тот, о ком идет речь. А слышно было хорошо. Над водой звуки всегда громче. Но старик виду не подал. Невозмутимо ждал, пока туристы подойдут ближе.

– Здравствуйте, люди добрые! – приветствовал их так, как родители учили.

– И тебе не хворать, батя! Пить охота! Невтерпеж! Дай водицы, – тяжело выдохнул сиплый.

– Там колодец, позади избы. И ведро в нем. – Сарик кивнул в сторону колодца, и мужик направился за водой. Остальные встали перед ним. Басовитый, наверное, был за главного, потому что первый начал знакомиться:

– Я – Павел. – И протянул старику рыхлую потную ладонь. Тот нехотя пожал ее и ответил:

– Дед Кузьма меня зовите.

– А по отчеству?

– Без отчества сойдет. Все так зовут. Кузьма, и все.

– А я – Даша, – заявила одна из девиц, та, что помиловиднее.

– Я – Люда, – добавила долговязая, улыбаясь во весь рот, отчего стала совсем безобразной. «Просто дочка бабы Яги, – подумал старик с усмешкой. – Интересно, чья это жена – сиплого или басовитого?» Сам он хоть и не женился, но с женским полом по молодости дела имел и к такой близко бы не подошел.

Вернулся сиплый с ведром воды. Протянул его уродливой, и старик понял, что это и есть его жена. Интересно, чем она ему приглянулась?

Вчетвером выпили не меньше половины ведра. Потом басовитый – тот, что назвался Павлом, – вытер рот тыльной стороной ладони и фыркнул:

– Невкусная у тебя вода. Тиной воняет. Да, Колян?

– Ага, – согласился сиплый.

– Другой нет, – буркнул старик.

– Это из за болота, – вмешалась долговязая Люда. У нее и голос был неприятный – низкий и надтреснутый. Она вынула из кармана брюк пачку сигарет, выудила одну и, чиркнув зажигалкой, выпустила сизое облако дыма, от которого у старика защипало в глазах и запершило в горле. Он закашлялся.

– Ой, извините! – Она замахала рукой, разгоняя пелену, повисшую в воздухе между ними. «Что за гадость у нее в сигаретах? – удивился дед. Как такое курить можно?» Другое дело – самосад. Терпкий, душистый. Раньше то он тоже подымить любил. Самосад в соседнем селе очень хороший продавали. Вспомнилось, как с другими деревенскими мальчишками в лесу курили тайком корявые рассыпающиеся самокрутки. Да, давно дело было. И жизнь тогда была совсем другая. Жизнь просто была, не то что теперь.

– Эй, батя, то есть дед Кузьма! А где тут остановиться можно? Неохота в палатке ютиться.