– Как же так? Письмо потеряться может. И улица неправильная, и фамилии нет, – тарахтела желтокудрая, никак не желая отстать.

– Ничего, мне не трудно, еще напишу, – ответил старик и послал ей гневный взгляд. До нее наконец то дошло. Она сникла, отложила конверт, пожала пухлым плечом и вяло произнесла:

– Да пишите сколько угодно! Может, вам ответы вообще не нужны… Мне то какое дело!

«Вот так то лучше! – подумал старик. – И правда, не ее дело. Нечего вопросы дурацкие задавать. Пусть письмо отправит, а кому оно предназначено, ее не касается». Не прощаясь, повернулся и ушел с почты. Почувствовал, как обе уставились на него через окно. «Нет, ты видела его рожу? Пугало огородное краше… А глаза его какие… Жуть… Как у мертвяка… Холодные и пустые!» – это шептала желтокудрая. Старик не видел, но знал, что ее потные от жары подмышки вспотели еще сильнее, и на белой рубашке выступили темные круги, а кожа покрылась мурашками, будто от холода. «Зачем ты смотрела ему в глаза? Говорят же, что нельзя… Все это знают… Теперь по ночам будет тебе в кошмарах сниться. Так и помереть во сне можно. Кондрашка хватит, и не проснешься», – отвечала черноволосая. Ей вдруг нестерпимо захотелось в туалет. «Не каркай!» – испугалась желтокудрая.

«Правильно испугалась», – подумал старик, направляясь в охотничий магазин за патронами. Он знал, что тетки с почты обязательно откроют и прочтут его письмо. Пусть. Они все равно ничего не поймут, потому что тупые. Посмеются, запечатают обратно и отправят по адресу. Он не видел, что как раз в этот момент желтокудрая разворачивала сложенный вчетверо листок, пожелтевший до горчичного цвета, – тот, что вырван был из старой школьной тетради, которая была всего на десять лет моложе старика. От любопытства и волнения тетка закусила нижнюю губу. Когда открылись кривые буквы текста, начала читать вслух:

– «Здравствуй внучек! Давно не видел тебя, очень скучаю. Приезжай скорее, ведь наступило лето. Ясно. Зной. Невмоготу. Аритмия. Юность где? Давно еле корячусь. Лечусь атварами». – На этом месте она рассмеялась: – Неграмотный, пишет «атварами», а надо «отварами». Ну ка, что там дальше? «Думаю когда уже что ли умру. Маленько асталось», – фыркнула и повторила последнее слово. – «Асталось»! Мог уж попросить кого нибудь на ошибки проверить.

– Думаешь, внук читать будет? – усмехнулась черноволосая. – Видишь, сколько писем старик отправил, а ни одного ответа ни разу не пришло. Забыли его давно родственнички.

– А мне его не жалко. Я б такого деда тоже забыла. Рожа, как из фильма ужасов, грязный весь, тиной воняет, а глаза злые презлые.

– Ладно тебе. – Черноволосая забрала у желтокудрой листок и аккуратно сложила его обратно в конверт. – Хоть и страшный, а тоже человек. Жалуется, что здоровья нет. Наверное, чувствует, что помрет скоро, хочет внука повидать.

– Да он уж который год чувствует! – возразила та с презрением в голосе. – Я все его письма читала. Ты тогда еще здесь не работала. То же самое было написано. Всегда пишет одно и то же. Наверное, слов других не знает.

– Все равно. Жалко его. Живет один одинешенек в страшном дремучем лесу у болота.

– А кто ему виноват? Мог бы в наше село перебраться, – возразила желтокудрая.

– И на какие шиши он избу выстроит? Это ж деньги надо платить. Бесплатно никто надрываться не станет.

– Ну, к властям бы обратился. Вон, в администрацию, к Петру Василичу.

– Да, Петр Василич сидит и ждет, когда ж к нему дед Кузьма за помощью явится! Дура ты!

– Сама ты дура!

– И письма чужие читать некрасиво.