Изменить размер шрифта - +
И возили из Котлова – муку в мешках, макароны в картонных коробках, консервы в железных банках, гвозди в фанерных ящиках, вилы, топоры, лопаты и прочий железный инвентарь, в хозяйстве незаменимый. Консервы хранили в подполе до весны, когда заканчивались домашние запасы.

Зимой тракт заваливало снегом. Расчищать его городским властям не приходило в голову: через неделю опять занесёт, а бюджет не бездонная бочка. Пущай клятовские сами дорогу чистят, им она нужнее, а котловским вроде как ни к чему. Клятовские кляли начальство на чём свет стоит и до весны жили оторванными от цивилизации.

В незапамятные времена Колятово насчитывало двести двадцать дворов и принадлежало графу Стефану Колятовскому. Но грянула революция 1917 года, граф с семьёй и прислугой бежал в Польшу, деревню переименовали в Клятово, а в бывшем графском имении организовали совхоз. Жили деревенские по тем временам безбедно. В пяти окрестных прудах водились караси и карпы, золотистые лини и юркие щуки. В лугах густо поднимались травы, и совхозным бурёнкам вдосталь хватало сена. На торфяниках ковром расстилался черничник с крупными и сладкими ягодами, в лесу водились зайцы, белки и лисы. Куропатки и фазаны вспархивали из-под ног и дуром пёрли на выстрелы. Тетерева-косачи уже в марте собирались парами на лесных опушках, заводили на снегу брачные хороводы. Мясо у тетерева нежное и сочное, тёмно-вишнёвое на грудке, а внутри розовое. В городе его раскупали не торгуясь.

Совхоз исправно сдавал государству мясо, деревенские возили в город на продажу творог, молоко и масло, вяленых щук, копчёных лещей, печёных линей. Жаловаться на жизнь никому не приходило в голову. Картошки хватало на всю зиму и оставалось ещё на продажу, в подпольях теснились бочки с квашеной капустой, солёными огурцами и мочёной антоновкой, банки с яблочным, вишнёвым и сливовым вареньем, мешочки с сушёными грибами и яблоками.

Дарья Офицерова жила в достатке. А что одна – так это не беда, были бы деньги. А ей дочка с зятем денежные переводы присылают дважды в год, на Пасху и на Покров.

– Счастливая ты, Григорьевна, деньгам счёту не ведёшь, мужики тебе за них всё сделают, что ни попросишь, – скороговоркой сыпала почтальонка Дуся Толоконникова, которую прозвали толкушкой за болтливый язык. И смотрела жадными глазами, как Дарья пересчитывает деньги.

– Чем языком молоть, шла бы ты, Дуська, куда шла. Некогда мне разговоры разговаривать. На вот тебе за труды… – Григорьевна совала Дусе денежку, которую та принимала с заискивающей улыбкой и, взметнув подолом длинной юбки, спешила разнести по деревне весть:

– Григорихе-то опять перевод от дочки пришёл. Ей за энти деньги мужики огород семь раз вскопают, в хомут сами впрягутся заместо лошади. И ведь что странно: дочку приёмную не растила, в интернат сбагрила, а Линка ей подарочки возит да денежки шлёт. Чудны дела твои, Господи.

 

2. Даша Негубина

 

– А зачем ему у нас жить? У него своего дома нет? – боязливо оглядываясь, спрашивала Даша.

– Завсегда он с людьми живёт, дом сторожит, беду отводит, домашних своих бережёт, а за ссоры да раздоры наказывает.

– А как его зовут?

– Избяным кличут. Только ты по имени о нём не думай и в голос не обращайся. Не то услышит да в гости припожалует. Не обрадуешься.

Последние слова мать говорила шёпотом, крестилась собранными щепотью пальцами. Отвернувшись, Даша перекрестилась крепко сжатым кулаком, чтобы посильнее испугать домового.

Избяного полагалось уважать, оставлять для него угощение, менять в чашке воду: стоялую домовик не любил. На чердаке, в дальнем от окна углу, материн дед, а Дашин прадед, сколотил из сосновых крепких досок низенькую кладовку: в полный рост не войти и согнувшись не войти, в дверку только руку просунуть можно.

– А как домовик догадался, что это для него домик? Откуда он пришёл?

– Откуда пришёл? Из старой избы.

Быстрый переход