Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Издержки хорошего воспитания
Прибрежный пират
I
Эта невероятная история начинается в море, голубом, словно мечта; оно поблескивало, как голубые шелковые чулки, под куполом неба, голубым, точно детский взгляд. С западной стороны этого купола солнце бросало в морскую зыбь мелкие золотистые кругляши; если внимательно приглядеться, можно было увидеть, как они, перепрыгивая с одного бурунчика на другой, в полумиле от берега собираются в широкое золотое монисто, чтобы с течением времени превратиться в ослепительный закат. Где-то на полпути между побережьем Флориды и этим золотым ожерельем стояла на рейде белая паровая яхта, очень изящная и свежая, а под бело-голубым палубным тентом девушка с соломенными волосами, полулежа на плетеном канапе, читала «Восстание ангелов» Анатоля Франса. Лет девятнадцати от роду, была она стройной и гибкой, с капризным чарующим ротиком и пытливым взглядом живых серых глаз. Голубые атласные туфли, небрежно болтавшиеся на одних мысках, не столько скрывали, сколько украшали ее босые ступни, закинутые на подлокотник соседнего канапе. В руке она держала половинку лимона и за чтением то и дело слегка прикладывалась к ней губами. Первая половинка, выжатая досуха, валялась у нее под ногами и с величайшей деликатностью покачивалась из стороны в сторону — в такт едва ощутимо набегавшему приливу. Когда и во второй половинке почти не осталось мякоти, а золотое ожерелье неимоверно вытянулось вширь, сонное безмолвие, окутавшее яхту, вдруг нарушилось тяжелой поступью: из сходного люка появился тщательно причесанный седой человек в белом фланелевом костюме. Он немного помедлил, чтобы глаза привыкли к солнцу, а потом, найдя взглядом девушку под тентом, забормотал нечто монотонно-неодобрительное. Если таким способом он намеревался добиться какого-нибудь отклика, то его ожидало разочарование. Девушка невозмутимо перелистнула две страницы разом, одну вернула назад, машинально поднесла к губам лимон, а потом едва различимо, но совершенно недвусмысленно зевнула. — Ардита! — сурово позвал седовласый господин. Ардита издала тихий, ничего не значащий звук. — Ардита! — повторил он. — Ардита! Ардита томно подняла перед собой лимон, и с ее язычка, еще не коснувшегося мякоти, слетели три слова: — Прошу, закрой рот. — Ардита! — Ну что еще? — Ты готова меня выслушать или прикажешь позвать стюарда, чтобы он тебя подержал, пока я буду говорить? Лимон медленно и презрительно поплыл вниз. — Изложи в письменном виде. — Не могла бы ты для приличия закрыть эту мерзкую книгу и отложить свой проклятый лимон — хоть на минуту? — А ты не мог бы оставить меня в покое — хоть на секунду? — Ардита, мне только что телефонировали с берега… — Телефонировали? — Она впервые проявила какое-то подобие интереса. — Да, насчет того, чтобы… — Не хочешь ли ты сказать, — перебила она, оживляясь, — что тебе разрешили протянуть сюда провод? — Да, и только что… — А другие яхты за него не зацепятся? — Нет. Кабель проложен по дну. Пять мин… — Вот это да! Супер! Все науки — от скуки, или как там говорится? — Может, ты позволишь мне закончить? — Выкладывай! — Ну, похоже, что… что я сюда… — Он умолк и пару раз нервно сглотнул. — Так вот, юная леди. Полковник Морленд звонил вторично: просит во что бы то ни стало привезти тебя к ужину. Его сын Тоби ради знакомства с тобой не поленился прилететь из Нью-Йорка; будут и другие молодые люди. |
