— Удовлетворять? А если я не могу?

— Вас избрали для того, чтобы вы смогли. Вот я принесла сегодняшнюю центральную газету. В ней как раз статья о сельском Совете. Называется «Сто забот». Я тут подчеркнула самое главное.

— Сто забот? Подчеркнули?

— Свиридон Карпович всегда просил меня подчеркивать то, что касается нас, потому что у него не было времени читать газет…

— Не было времени? Как это?

— У вас его тоже не будет. Видите же, здесь написано: «Сто забот».

— Так это что у меня теперь — не жизнь, а стозаботность?

Ганна Афанасьевна была воплощенное терпение.

— Вот тут написано. Смотрите: «Нашему председателю сельского Совета до всего есть дело. Налажено ли горячее питание механизаторов, как работает бытовая комната у животноводов, не срывается ли график приезда автолавки, не нарушается ли постановление сельисполкома о помощи многодетной семье — в первую очередь завезти топливо, вспахать огород, обеспечить малышей одеждой, бесплатным питанием. Сто вопросов, сто проблем у нашего председателя, и ему их решать, ибо это — ради людей».

Из всего прочитанного Гриша зацепился за слова «обеспечить малышей одеждой», которые испугали его больше всего, потому что у него не было никакого опыта в этом деле, но Ганна Афанасьевна не дала ему времени на испуг, спокойно положила газету на стол и сообщила:

— К вам пришла ваша помощница.

— Какая помощница? — аж подпрыгнул Гриша. Если бы он обладал демоническими способностями, то взвился бы под потолок, выше, к самому небу, в космос, в безбрежность. — Какая, к лешему, помощница?

— Ваша. С комбайна.

И уже Ганны Афанасьевны нет, а в комнате — дитя, с пречистыми глазами, в которых вытанцовывают черно-сизые, как рессорная сталь, дьяволы, его вчерашняя помощница Верочка, которая десять дней назад закончила десять классов и добровольно изъявила, изъяви… изъя… Вечному Гришиному помощнику Педану, наконец, дали комбайн, Гриша остался один на «Колосе», машина подготовлена к уборке, никаких проблем (до первой загонки, скажем прямо, потому что только первая загонка все скажет), но ведь помощник нужен, хочешь или не хочешь, вот и приходит к нему эта Верочка и играет глазами так, как только и умеют играть веселоярские девчата, а Грише нужны не эти глазки, а работа. Десять дней он только об этом и говорил Верочке, но вот вопрос из вопросов: слушала ли она его?

Может, для того чтобы сказать об этом, и пришла сегодня в сельский Совет?

— Садись, Верочка, — пригласил Гриша полуофициально.

— Я сяду, — покорно согласилась она.

— Как там наш комбайн?

— А я не знаю.

— То есть как не знаешь?

— А мне не интересно.

Тут Гриша возмутился.

— Что же тебе интересно? Меня забрали сюда, комбайн остался сиротой, ты там хозяйка, — и тебе все равно? Ты ведь сама можешь быть комбайнером! Вырастешь, станешь как Переверзева! Училась у самого Бескаравайного, имеешь свидетельство.

— Что мне это свидетельство? Я не могу без вас.

— Ну, ну, — сказал Гриша, — приучайся к самостоятельности.

— Вы не так меня поняли, — ангельским голосочком промолвила Вера.

— Не так понял? А как надо понимать?

— Я не могу сказать об этом устно, поэтому подготовила письмо.

— Письмо-о? Какое письмо?

— В трех экземплярах. И один из них я оставлю вам, а сама уйду и буду ждать…

Она в самом деле положила перед Гришей какую-то бумагу и тихонько исчезла.