– Да-да, входите!

– Свет утро и сияй день, господжа…

В дверях, скромно потупившись, замерла служанка – совсем юная, считай, девочка. Точеный овал лица, смуглая кожа. Волосы, черные и блестящие, как антрацит, аккуратно убраны под круглую, вышитую бисером шапочку. Оливкового цвета платье до пят. Симпатичная. Фигурка – обалдеть… Интересно, Ник с ней спит? Секундой позже Регина обругала себя за гадкую мысль. Тебе-то какое дело, подруга?!

– Доброе утро. Как тебя зовут?

– Лейла, господжа.

С унилингвой Лейла была на ножах.

– А меня – Регина. Вот и познакомились.

«Может, стоило представиться по фамилии? С титулом? Баронесса ван Фрассен? Надо было заранее выяснить, как обращаться к слугам в этой дыре…»

– Господь посол ждать. Господжа просю завтрак.

– Идем, Лейла.

Фрида, естественно, увязалась следом.

На стенах коридора мигали масляные светильники. Приглядевшись, Регина уверилась, что охристое пламя – иллюзия, под которой скрываются плазменные «солнышки», горящие в четверть накала. Свернув вправо, коридор уперся в двустворчатую дверь, инкрустированную перламутром и вездесущим серебром.

– Едальня, господжа…

Матильда Клауберг, кавалер-дама детской психопатологии и баронесса дошкольной педагогики, смотрелась родной сестрой комиссара Фрейрена. Сходство заключалось не только в завидном телосложении госпожи Клауберг. Воспитательница Зоммерфельда-сына проводила «инструктаж» доктора ван Фрассен так, словно та была стажером-желторотиком. Ни дать ни взять, полковник спецназа инструктирует молоденького лейтенанта перед первым заданием.

– Быстро приходит в нервное возбуждение. Начинает отбиваться, кричать. Потом его очень трудно успокоить. Если вам захочется взять ребенка за руку или погладить по голове, настоятельно рекомендую воздержаться. По крайней мере, в первые дни.

– Я обязательно это учту. Что еще мне следует знать?

– Он не терпит, когда ему смотрят в глаза.

– Не терпит? Или не может удержать фокусировку взгляда?

– Я сказала: не терпит. А я всегда точна в высказываниях. Фокусировку он держит, если хочет. На любимой тряпочке. На дисплее, когда рисует. Зато контакт «глаза в глаза» не переносит. Не вздумайте заставлять его! Это может плохо кончиться. Лейла однажды…

Матильда осеклась и, вздрогнув, отвела взгляд – словно решила наглядно продемонстрировать поведение маленького Артура.

– Продолжайте. Что сделала Лейла?

– Это не важно.

– Я сама решу, что важно, а что нет! – вспылила Регина. Вернее, показала зубки, оставаясь в душе холодной, как лед. Госпожу Клауберг пора было поставить на место. – Что вы себе позволяете, баронесса? Я, специалист высшей квалификации, бросаю все дела, лечу сюда через полгалактики, а вы пытаетесь скрыть от меня информацию о пациенте?!

– Это было единственный раз…

– Конкретнее!

– Больше ничего подобного не случалось. Я сама до конца не уверена…

Куда и делась грозная комиссарша? Лапочка, центнер живого радушия.

– …да и Лейла ничего не помнит.

– В смысле?

– Она помнит, как поймала взгляд мальчика – какая-то уловка с зеркалом, Лейла взяла ее из местной сказки.