Теперь он покоился под тяжелыми плитами церковного клира, куда благоговейно опустили его прах друзья. Все предметы и документы, собранные им за всю его долгую жизнь и касающиеся кораблей де Турвиля, сгоревших под Огю в тот зловещий день в июне 1692 года – де Ля Шесниер питал к этим событиям жгучий интерес! – он передал Гийому, будучи уверенным в том, что тот будет их беречь и относиться в высшей степени уважительно. Каждый год в знаменательный день Ля Шесниер читал заупокойную мессу, а потом вместе с Гийомом он отправлялся к Шэз-дю-Руа . На этой скале, согласно легенде (правда, полностью доверять этому было нельзя), восседал король Яков II Английский, обозревая с высоты зловещие события. Он рассчитывал, что, потопив корабли Турвиля, сможет вернуть себе утраченный трон и поэтому спокойно наблюдал за тем, как горят французские корабли. Адмирал вел их к знаменитым верфям Сен-Васта, так как они нуждались в серьезном ремонте после одержанной победы на Барфлере. Англичанин пробормотал всего три слова, но они стоили того, чтобы его имя было навеки проклято всеми честными людьми Котантена и всеми моряками Франции, – «мои доблестные англичане!» – в то время как те (сотня против одного) не торопясь добивали людей из разбитой эскадры.
Старый священник представлял себе этот грандиозный и ужасающий спектакль так, как все происходило в те исторические времена. Ему казалось, что он слышит крики раненых, которых приканчивали на нижней палубы, где размещался лазарет. Гийом со своей стороны представлял себе, как возгораются мачты кораблей, и ненависть к англичанам воспламенялась в нем.
В этом, 1792 году, со времени великой драмы исполнялось сто лет. Поэтому, преклонив колена и вспомнив некоторые молитвы на могиле своего старого друга, Гийом один отправился на ритуальную встречу. Затем при помощи Потантена и Дагэ он оборвал все лилии и розы в своем саду, уложил их в корзины и разместил в коляске. Конюх запряг двух лошадей, купленных у графа Эрве де Токвиль, – его конюшни, достаточно удаленные от алчного взгляда Бюто, еще не пострадали, – взял вожжи, и трое мужчин отправились в порт Сен-Васт. Подъезжая, они уже издалека заметили, что бухта полна рыбацких лодок: так как Тремэн еще накануне объявил о своем намерении, все захотели его сопровождать…
Они выбрали лодку Франсуа Пине, мужа Терезы, которая так ловко умеет прятать священников в корзинах. Но поскольку за ними выстроилась целая флотилия из лодок, они решили раздать часть цветов и этим людям, чьи руки, загрубели от работы, а сердца были преданными и честными. В этот день они тоже пришли отдать дань уважения своим предкам.
Погода была изумительной, море при легком приливе колыхалось спокойно и величественно… Почти все плыли на веслах, и только Франсуа Пине поднял парус, больше для памяти, чем для пользы. Им понадобилось совсем мало времени, чтобы достичь Рюн – перехода между островом Татиу и большой землей. Именно здесь затонул адмиральский корабль.
Подплыв на близкое расстояние, почти касаясь острова, Тремэн приложил рупор к губам и крикнул:
– Месье! В память о месье де Котантен де Турвиля, адмирала Франции, в память о моряках, погибших здесь же, в память о кораблях, напрасно принесенных в жертву! Да будет с ними Бог!
И выхватив два боевых пистолета, которые он носил за поясом, Тремэн разрядил их в голубое небо. В ответ прозвучали приветственные возгласы, раздавшиеся из всех лодок, и, к огромному удивлению всех, форт в Огю и форт в Татиу сделали каждый по одному выстрелу из своих пушек. Затем волны моря покрылись цветами…
Когда волнение немного улеглось, Франсуа Пине заметил с усмешкой:
– Судя по всему, они согласны с нами, эти дряхлые инвалиды из форта. Если сейчас английские пираты ползут к Сен-Маркуфу, что они и делают теперь частенько, они, наверно, спрашивают себя, что это тут происходит?! Отличная пыла мысль, Гийом!
– Скоро придет день когда мы прогоним их с нашего побережья, это точно! Когда наступят лучшие времена, придется заняться ими. |