– Да нет, имею. Но ты – слепа! Сожалею, но в тот день, когда ты прозреешь, боюсь, будет слишком поздно. И я буду страдать, видя тебя несчастной, потому что я очень тебя люблю!.. Ах, Боже мой! – вздохнула она, посмотрев на свои часики, в виде украшения висевшие у нее на поясе. – Я совсем забыла про своих стариков! До встречи, моя дорогая! И помни о том, что я тебе сказала!

– Хорошо, обещаю тебе! Поцелуй от меня детей! Воздушный поцелуй на кончиках пальцев – и Роза упорхнула к своей коляске. Агнес на мгновение задержалась, охваченная странным желанием броситься вслед за ней. Внезапно присутствие Адель в ее маленькой гостиной почему-то сделалось ей неприятным, она особенно остро ощутила потребность побыть немного одной. Может быть, потому, что последние слова ее подруги оставили след в ее сознании… Вдруг возникло ощущение близкой опасности, которая поджидала ее там, за этой закрытой дверью!

Застыв у двери и не решаясь войти, она было решила подняться к себе в комнату и послать сказать своей гостье, что почувствовала себя плохо и не сможет ее принять, но прогнала прочь эту мысль, посчитав ее глупой. Ну как может бедная Адель, всегда такая вежливая и предупредительная, представлять собой опасность? В конце концов она, Агнес, не должна придавать значения необоснованным предчувствиям Розы и Гийома. Ведь предчувствия никогда не основываются на реальных фактах. И она вошла.

Агнес вошла в гостиную в тот самый момент, когда Адель, громко высморкавшись, вытирала глаза.

– Но… Вы плачете? – удивилась мадам Тремэн. – Что с вами случилось, кузина?

– Да так… ничего. Соринка, я думаю, – ответила та голосом, достаточно дрожащим для того, чтобы Агнес не поверила ни единому слову ее заверений. Агнес обняла ее и подвела к небольшому канапе, где усадила рядом с собой:

– Посмотрим. Скажите мне, что произошло. Вы же знаете, какое участие я принимаю в вашей судьбе…

– Да, я знаю… Вот поэтому-то я и чувствую себя такой несчастной. Я вас умоляю, кузина, не расспрашивайте меня больше ни о чем, лучше позвольте мне скорее уйти…

– Но почему, наконец?

– Я… я не могу свыкнуться с мыслью, что что-то может доставить вам страдания… Поэтому очень прошу вас, отпустите меня.

Вскочив, Адель быстрыми шагами направилась к двери. Впрочем, она не очень торопилась: так, чтобы дать возможность Агнес себя опередить…

– Вы и так уже слишком много сказали… но недостаточно. И постольку, поскольку я являюсь причиной ваших слез, я хочу знать. Смею заверить вас, Адель, вы не выйдете отсюда, пока не расскажете мне все.

Кузина подняла на нее глаза, напоминающие глаза несчастного спаниеля, в которых отражалась напряженная внутренняя борьба. Наконец она бессильно опустилась на пуфик у камина и, тяжело вздохнув, прошептала:

– Боюсь, что вы меня возненавидите. Вы так болезненно переживаете все, что касается моего кузена…

Агнес как-то сразу потускнела:

– А… мой супруг? Вы что-то знаете о нем?

– Да… – ответила она, затем в диком приступе ярости и злобы выкрикнула: – Он плохой, мерзкий человек! Человек без чести и без совести! Я уверена, он совершенно не стоит вас…

Оставшись бесчувственной к этой лести, молодая женщина возмущенно воскликнула:

– С какой стати вы пересказываете мне всякие сплетни… и тем более в доме, где вас пока еще принимают? Я никогда не думала, что вы способны на такую низость!

– Если бы речь шла о каких-нибудь пустяках, я бы и сама никогда не обратила на это внимания. Сколько было и клеветы, и пустых разговоров, – я всегда была к ним равнодушна.