Вот и хижина! Пусть хреновая, но своя!<style name="80"> Отсюда </style>никто не выгонит. Не решаются сунуться к бомжам ни милиция, ни горожане. А потому опасаться некого. Если и завалится, то только свой, перепутав свою конуру с чужой по пьянке. Но это не страшно. Можно оставить, пока проспится, можно вытащить и отволочь в его жилье. Редко такое случается.

Шнырь влезает в свою лачугу. Холодно. Печка совсем остыла, негде согреться. И нет сип, чтобы самому затопить. Руки не слушаются. Иван Васильевич с головой зарывается в кучу тряпья. Так можно быстрее согреться, а уж потом затопить буржуйку. Сколько дней она не протапливалась? Ведь в милиции были бомжи. Хижина заждалась хозяев и продрогла насквозь.

Иван Васильевич лежит, подогнув колени, свернувшись калачиком. Вот и теплее стало как в мышиной норе. Не видно неба, зато жив.

Когда же это все случилось? Впервые попав на свалку, он дольше всех привыкал к положению бомжа.

Он не любил ворошить память, но она будоражила его даже во сне.

Падение, как и у всех, началось со взлета. В юридической консультации ему завидовали коллеги. Еще бы!<style name="81"> У </style>него было очень много клиентов. Всяких. Неплохо платили, грех обижаться. За год сумел собрать не только на трехкомнатную квартиру, но даже отремонтировал и обставил ее. Потом и дачу, и машину заимел. Сына устроил в экономический институт, дочь — в педагогический. Жена даже дома ходила в импортном. На обновы для нее не скупился. Больше двадцати лет в нужде жили. Все стерпела. Вот и решил побаловать, дал ей волюшку. Она и рада: свою портниху заимела поначалу, потом парикмахера. Завела знакомства в высшем обществе. И незаметно стала меняться.

Иван Васильевич тогда упустил, не сразу приметил, что у жены появились свои друзья, свои праздники. Она ничего не говорила ему о них. Не делилась как прежде заботами. Он даже радовался, что она сама справляется со многими проблемами.

Что? Сын не сдал сессию? Сама улажу. Дочка хочет поехать в круиз? Пускай резвится! Это не твои заботы! Не надо ущемлять ребенка! — отвечала уверенно.

Он часто бывал в разъездах. Работал до глубокой ночи, не вникая в жизнь семьи, лишь снабжал ее деньгами. А зарабатывал помногу.

Как-то изумился, увидев, что жена, даже не задумываясь, купила дорогие французские духи. На ее туалетном столике появилась изысканная косметика бижутерия.

Зачем тебе все это, да столько? — удивился Иван Васильевич.

А как ты хочешь? По-твоему, я всю жизнь должна носить вещи из уцененки и комиссионок? Ты безнадежно отстал от жизни. Теперь без хороших вещей никуда не появиться! Будь хоть семи пядей во лбу! Особо женщины за собою следить обязаны. Оглядись вокруг!

Болезненно прошла стычка с дочерью. Увидел ее в лосинах. Она собралась с подругами на дискотеку.

В таком виде? — встал он у нее на пути.

Все так одеваются! — не поняла она.

Ты — не все! Ты — моя дочь! Оденься как положено! Посмотри! У тебя все видно! — покраснел тогда, указав дочке ниже пояса.

Ну и что? Сейчас это модно!

Живо в комнату к себе! И в голом виде ни шагу за дверь! — оттолкнул от двери и подруг.

Пещера! Тундра! Ископаемое! Домострой! Самодур! — услышал через стенку в свой адрес и влетел в комнату разъяренный.

Так кто я? — встал перед нею бледный, с перекошенным лицом. Дочь не заметила в истерике и крикнула: — Как только мать жила с ублюдком столько лет? Ты — не человек! Быдло!

Пощечина не остановила, наоборот, развязала язык:

Старая плесень! Придурок! Правильно мать сделала, что наставила тебе рога и завела хахалей! Они — люди! А ты — говно!

На эти слова в комнату влетел сын.

Чего тут за визги? Кто<style name="80"> кого</style> достал? Ты с чего к ней прикипаешься? — встал перед оглушенным отцом, до которого только теперь дошел смысл услышанного.