Бонни оглядывается на секретаршу. Каких слов ждет от девушки-ниндзя? Та дает ей попреть. А может, сама околдована этой волшебной ситуацией. На телефоне мигает лампочка — вызов, но никто не шевелится. Бонни, что — с другой планеты? Нолану закатать бы сейчас рукава, показать татуировки, и конец волынке.

— Это прекрасно. В принципе, у нас есть группа волонтеров, — трещит Бонни, — они стараются помогать нам с рассылками, телефонными переговорами и прочим. В большинстве это женщины постарше, но мы привлекаем и очень толковую, энергичную молодежь.

Женщины постарше? Очень толковая, энергичная молодежь?

— Одну секунду, — говорит Нолан. — Вы знаете, кто я?

Хороший вопрос. Бонни отступает на шаг. Бог знает, что она сейчас увидела.

— Слушайте, — говорит Нолан. — Не буду притворяться, будто понимаю все про вас и про вашу организацию, но могу спорить, дело вы имеете с людьми вроде вас самих.

Черт, не подумала бы, что он — про евреев.

— Мы обращаемся к самым разным людям. Извините, мистер Нолан, я чего-то, кажется, не…

— Обращаетесь? К самым разным? Можно спросить, к скольким белым расистам вы уже обратились? — Он проводит рукой по бритой голове. Ей на пальцах, что ли, показать? Он репетировал эту фразу: «белые расисты».

— Нет. Пока что, — говорит Бонни. — Понимаю.

Поняла. С этого бы им и начать — сразу показать наколки. Просто подошли к этому более плавно. И все равно, Нолан видит, как отвращение и страх борются там с чем-то другим: она думает или хочет думать, что у этого гнусного выродка скинхеда тоже есть мать.

Но теперь она увидела сумку. Не самая наблюдательная женщина на свете. Может, виноваты очки. Но когда увидела, уже не может оторваться. И побледнела, и еще сильнее испугана. Нолан ставит точки над «и», повторяя припев про книги и грязное белье.

— Вахта всемирного братства. Чем могу вам помочь? — Звук вторично исполненного куплета вывел секретаршу из транса. — С кем вас соединить?

На лице Бонни появляется странное выражение — как будто она пытается вспомнить Нолана, прямо как будто они когда-то встречались. Как будто она его откуда-то знает. Она несколько раз делает ртом, как гуппи, а потом говорит:

— Может быть, пройдем в мой кабинет? Не хотите оставить сумку в приемной?

— Нет, спасибо, она легкая. — Явная ложь номер два. Но он не собирается ее здесь оставлять, чтобы девушка Кун-фу добралась до его наркотиков и полутора тысяч долларов ДАС.

— В принципе, лучше оставить ее здесь.

Дамочка может быть твердой, если надо! Нолан не станет с ней спорить из-за этого. Тем более это ультиматум. Оставь сумку или забудь о допуске в святая святых. Это испытание Нолан должен пройти — испытание веры. Если хочешь вверить свою жизнь этим людям, поверь, что они не будут рыться в твоей заначке. Нолан обходит стол и заталкивает сумку в свободный угол.

— Берегите как зеницу ока, — говорит он, с улыбкой глядя в суровые глаза секретарши.

Бонни набирает код на стене. Нолан входит за ней, и они идут мимо кабинетов и кабинок с рабочими пчелками. Нолан смотрит на зад Бонни, скромно заявляющий о себе под несоблазнительным деловым костюмом. Чем-то он трогает его до слез. У нее красивый зад, и она этого не сознает, а теперь уже поздно. Осталось ему еще года два. Муж потерял интерес. Чудно, женщина всегда чувствует, когда смотрят. Даже Бонни остановилась, оборачивается.

— Знаете, я вот что подумала. Лучше я отведу вас прямо к доктору Маслоу.

Нолан надеется, что план изменился не из-за того, что он ее разглядывает и ей страшно остаться наедине со штурмовиком-насильником.