Наконец-то она нашла пристанище... И лишь потом обнаружила, что единственным пристанищем для нее будет смерть. И какая смерть: оказаться съеденной заживо, быть переваренной в сознании и при памяти. Но, взглянув наверх, где стоял он, Джейсен, она обрела нежданную надежду. Ведь она не знала, что человек, пришедший на помощь, был сломленным бывшим джедаем, охваченным тьмой, полубезумным от отчаяния. И как он дожил до такой никчемности?
Эта явная несправедливость разозлила Джейсена. Почему именно ему выпало смотреть, как умирает девушка? Он никогда не стремился быть героем. Никогда не стремился получить силу и власть. Но с того самого дня, когда он родился, к нему было приковано внимание целой галактики, ожидающей великих свершений, достойных его прославленных родителей и легендарного дяди.
Он не был достоин даже своей собственной легенды. Такой, какой она была. И многим бы это пришлось по вкусу, ведь так? Где-то должно быть немало злорадных людей, которые тешат свое нездоровое самолюбие тем, что за глаза называют его трусом; и ни один из этих жалких хихикающих негодяев понятия не имеет, каково это - висеть в "объятиях боли", или надрываться ради того, чтобы спасти несколько жизней в Детской, или не по своей воле столкнуться лицом к лицу с непроницаемым безразличием, которое кое-кто называет истинной сущностью вселенной...
Гнев набух, хлынул в Джейсена и унес его с уже привычным красным приливом; только на этот раз Джейсен не сопротивлялся, не расплескивал поток, а отдался его воле.
Джейсен приветствовал это. Во вздымающемся красном потоке он нашел ту силу, что была нужна ему.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ДОМА И НА СВОБОДЕ
Дом. Квартира семейства Соло, что неподалеку от обрушившейся громадины Имперского Сената, по-прежнему была почти цела. Дом - вот куда Джейсен стремился с того самого дня, когда пришел в себя под радужным мостом. Куда еще ему оставалось идти?
Бывает ли что-нибудь чудеснее, чем наконец найти свой путь к дому? Только об одном Джейсен никогда не задумывался: что будет после того, как он достигнет своей цели? Все эти недели в глубине души он ожидал, что свидание с местом, в котором он вырос, кое-что, да значит: что он обретет там некую безопасность.
Ответы на некие вопросы. Как если бы, заснув и проснувшись в собственной постели, он обнаружил, что весь этот кошмар - потеря семьи, юности, веры - был просто-напросто странной фантазией, обусловленной гормонами и тяжелым ужином. Бывает ли что-нибудь ужаснее, чем наконец завершить свой путь к дому, и обнаружить, что ты все еще блуждаешь? К тому времени, как явился Анакин, Джейсен чувствовал себя потерянным уже не один час. Он сидел на своем месте - на стуле, который всегда занимал в тех редких случаях, когда за обеденным столом собиралась вся семья: слева от мамы, рядом с Джейной, которая всегда садилась по правую руку от отца.
Анакин всегда сидел напротив, рядом с Чубаккой, для которого изготовили специальное кресло. Джейсен пробовал вызвать воспоминания о тех счастливых днях - услышать резкий смех Чубакки, мамину молчаливую реакцию на отцовские не очень правдивые рассказы, тычок под ребра от Джейны или неожиданная плюха от Анакина, решившего пошвыряться кислыми клубнями, пока никто не видит... И не мог.
Эти образы не вязались с комнатой, в которой он сидел. Она стала совсем неузнаваемой. Гладко поблескивающие синевой волокнистые шарики - разновидность гриба - покрыли кресло Чубакки и угол стола; бледно-желтая грибница переплелась с лиственным лиловым кустарником, выросшим на полу. Стол треснул пополам, не выдержав веса кроваво-красного брезент-корня размером с целого хатта, который не только проломил потолок, но и грозил проломить пол. Стены обросли разноцветными вьющимися растениями, в которых поселились различные существа, напоминающие увеличенных, к тому же теплокровных, пауков.
Джейсен был уверен, что они и есть теплокровные; по крайней мере, их когтистые семипальцевые лапки были теплыми, когда они бегали вверх-вниз по его рукам, груди, спине и плечам. |