— А мне не писала, чтобы себя проверить? — хмыкнул я.

— Да… И зачем ты спрашивал у насчёт выкупа⁈ — подбоченилась Лиса.

— Уточнял, — приподнял бровь я. — А ты уже знаешь,

— Знаю.

— Шустрые вы какие…

— Уж какие есть! Вопрос-то не ерундовый: из Золотого и главе рода вопрос пришёл, и отцу — он глава семьи, формально… Сканда-а-ал был… Хотя из-за него я так на письмо и сорвалась.

— Если бы некоторые рыжие появились через две недели, как обещали, я бы с ними посоветовался, — отметил я.

— Если… ладно. Но я — обижена!

— С чем тебя и поздравляю, — радостно оскалился я.

— Вот ты… — возмущённо уставилась на меня Лиса.

— Вот я — не обижен. Сделал гадость — на сердце радость, — важно покивал я. — Ладно, разобрались. Год, как договаривались, тебя на решение семейных проблем. И в Золотом живёшь у меня!

— А если…

— То будешь дура. Лиса, тебя захватили, и твоя жизнь подвергалась нешуточной опасности. И я знаю, что «они говорили», — отмахнулся я. — Пищали на тебя при опасности наводили они, несмотря ни на какое «говорили».

— А ты… спасибо, — отвернулась Лиса.

Видимо, вспомнила прекрасное зрелище изрешечиваемого пулями Потапыча — я тогда действительно «сознательно подставлялся», вышибал угрожающих Лисе и отвлекал от неё внимание. Не меньше часа трещали о всякой бытовой фигне — кстати, хорошо успокаивает, даже уютно стало. Но через час я встряхнулся.

— Лиса, иди отдохни.

— А ты? — поиграла ресничками рыжая.

— Я то хотел бы… но дела.

— А какие?

— Уж точно не для Лисьей Правды.

— А для меня-а-а?

— Ладно, слушай, — подумав немного, озвучил я. — Может, что и посоветуешь.

А волновала меня ситуация с Боричами — не только, но этот вопрос стоял наиболее остро на текущий момент.

Возникал вопрос: предавать ли огласке инцидент, объявлять вражду и прочее. Вроде бы и надо, но тут крылась куча подводных камней.

— И не скроешь — Бор там был, так что про меня Боричи точно узнают.

— Это, кстати, совершенно не обязательно, — удивила меня рыжая.

«А чего ты удивляешься?» — хмыкнул Потап. — «Мы — разные. Некоторые вообще тупые и говорить не умеют, только чувствуют — голод, злость, страх», — уточнил он, имея в виду тотемных зверей. — «И тот свин может промолчать. Хрюкать про то, как он с визгом летал, не захочет», — с весельем эмоционировал топтыгин. — «А про это не расскажет — значит, и про то, что мы там были, промолчит».

— Не обязательно, — признал я, получив новую информацию. — Но я, как-то, в тонкости взаимоотношений Бора И Боричей не посвящён.

— Я — тоже. Но даже если узнают — лучше вообще промолчать. Я вот в роду сообщать не буду.

— А почему? — заинтересовался я.

А тут крылась «владетельная социология», в которой я разбирался «условно-достаточно», а в данном, конкретном случае — «безусловно недостаточно».