Изменить размер шрифта - +


Оправдывая громкое название, солдаты носили настоящий камуфляж и бронежилеты. Кроме гвардии, такую роскошь могли позволить только оперативники КГБ с

Лубянки. Правда, в отличие от чекистов, форма автоматчиков выглядела изрядно застиранной, а в бронежилетах виднелись залатанные дырки, оставшиеся в

наследство от предыдущих владельцев. Красная линия генетически унаследовала многие болезни СССР. Не стал исключением и дефицит. В сравнении с

воинами красной гвардии любой пограничник Ганзы мог сойти за преуспевающего сталкера.

Бойцы, приготовившись, замерли вдоль стен туннеля, направив автоматы в сторону Сталинской. Застывшие лица походили на маски. Казалось, еще немного,

и можно будет расслышать, как нервы гудят, словно обмотки в трансформаторе. Аура тревоги окутала вооруженных людей, подобно электрическому полю.

Повисшего в воздухе напряжения было достаточно, чтобы шарахнул разряд. Друзей так не встречают.

— Командир, а чего церемониться? Может, их это… из пулемета? Как они нас хотели? — предложил бородатый детина, когда тягостная тишина стала

окончательно невмоготу.

Голос бойца, под стать комплекции, звучал сочным басом. Остальные гвардейцы одобрительно загудели. Все прекрасно помнили трупы челноков, изорванные

пулеметным огнем настолько, что жены и родители с трудом опознали погибших. Если бы не склероз деда-стрелочника, который по ошибке пропустил

караван, то именно отряд оказался на месте убитых.

Невысокий здоровяк лет тридцати, с бритым «под ноль» черепом, отрицательно мотнул головой. В молодости он обладал роскошной шевелюрой, однако

занятия вольной борьбой и боксом потребовали отказаться от непрактичного и опасного на ринге или татами волосяного покрова. Не изменился внешний вид

и после окончания спортивной карьеры. И внешность Федора Сомова была также характерна для представителя силовых единоборств. Широкая, массивная шея,

квадратный подбородок, перебитый в двух местах нос, плотно прижатые к лысому черепу уши, правда, одно из них, со сломанным хрящом (результат

неспортивного поведения давнего спарринг-партнера), чуть торчало в сторону, добавляя внушительному виду легкий налет комичности.

Бородач, явно разочарованный отказом, покосился на пулемет.

— Скажем, что фашисты. Никто не докажет, — прогудел он.

Как второй по старшинству, этот боец, имя которого все давно забыли и называли просто Лом, мог отстаивать мнение солдат даже после прямого отказа

командира. Не по уставу, зато укрепляет боевую группу.

— Нет! — четко ответил Сомов.

Конечно, те, кого они ждали, подобного благородства не заслужили. Однако Федор считал, что недостойно офицеру красной гвардии действовать подлыми

методами. Даже с врагами. Иначе чем он станет отличаться от семейки Лыковых? Ублюдкам и предателям народа уподобиться не хотелось.

Короткое слово, подкрепленное личным авторитетом, оказалось понятнее пафосных рассуждений о чести. Металл в голосе дал понять, что тема исчерпана и

дальнейшему обсуждению не подлежит. Лом поправил лямку автомата на плече и вернулся к созерцанию темноты.

Томительное ожидание играло на нервах виртуознее любого психоаналитика. Отряд прибыл в оговоренное место гораздо раньше назначенного времени: никто

не желал повторения истории с расстрелянными караванщиками. Второй раз враг мог оказаться удачливее.

Вдруг что-то неуловимо изменилось. И первым это почувствовал юноша лет двадцати, высокий и худощавый. Кто-то мог назвать его щуплым, но был бы

неправ. Кирилл Зорин, второй сын начальника станции Красносельская, много времени проводил с импровизированной штангой, собранной из подручных

материалов.
Быстрый переход