— Когда мы дали первый выстрел?

— Ну, сэр, на фалмутском рейде, десять месяцев назад — сигнальный выстрел, сэр.

— Где мы дали первый боевой залп, а? И как звался капер, который мы тогда взяли?

— Сдается мне, сэр, что я тогда лежал в лазарете. Да, сэр, так оно и было. У меня началась мозговая горячка, и я на время обеспамятел.

— Боцман, уберите его отсюда!

— Куда прикажете, сэр? — почтительно поднеся руку к шапке, спросил боцман.

— Пойдите проветрите его на баке.

И вот они снова принялись кружить по кораблю. В конце концов они оказались на жилой палубе. Было время завтрака, и боцман, человек незлой, очень ласково представил нашего героя своей артели и угостил завтраком, во время которого пускал в ход всяческие хитрые уловки, чтобы выведать его секрет.

Кончилось тем, что Израилю была предоставлена свобода; с тех пор он так охотно и поспешно бросался выполнять самые трудные распоряжения и показал себя таким дисциплинированным и опытным моряком, что заслужил доброе мнение как всех офицеров, так и капитана, а его веселый и покладистый характер постепенно завоевал ему симпатии даже самых подозрительных матросов. Старшина гротмарсовых, убедившись, что он хороший моряк и хороший товарищ, попросил его к себе в команду, и остальную часть плаванья наш герой прослужил гротмарсовым, вполне оправдав оказанное ему доверие.

Как-то в тихий погожий день — последний день плаванья, — когда корабль уже огибал мыс Лизард, откуда до Фалмута всего несколько часов пути, вахтенный офицер, случайно взглянув на грот-марс, заметил Израиля, который, облокотившись о поручень, безмятежно глядел на него сверху.

— Ну что же, Питер Перкинс, ты и впрямь оказался гротмарсовым.

— Я ведь вам всегда это говорил, сэр, — благодушно улыбнулся ему Израиль, — хоть вы, сэр, если помните, сначала никак не хотели мне верить.

Глава XXI

САМСОН СРЕДИ ФИЛИСТИМЛЯН

Наконец капер, скользнув между кораблями, стоявшими на рейде — один из них, фрегат, только еще убирал паруса, — приблизился к городу Фалмуту, и Израиль со своей вышки увидел, что на берегу бушует огромная толпа, а все ближние крыши усеяны зеваками. Катер с фрегата как раз подошел к пристани, и на берег, кроме командира катера и команды, сошли еще несколько солдат и три офицера. Матросы построились в две шеренги, образовав в толпе нечто вроде коридора, и затем на корме катера появились два подтянутых и вооруженных до зубов солдата, а между ними — человек патагонского роста, с военной выправкой, их оборванный, закованный в цепи пленник, чья гордая голова возвышалась над их головами, словно главный купол собора Святого Павла над его малыми куполами. При виде него толпа подняла оглушительный крик и рванулась вперед, желая поближе рассмотреть неизвестного великана, так что четырем солдатам пришлось обнажить сабли, чтобы расчистить путь своим товарищам, которые вели пленного колосса.

Когда капер подошел к берегу еще ближе, Израиль расслышал, как офицер, командовавший солдатами, закричал: «В замок! В замок!» — после чего конвой, окруженный вопящей толпой, последовал за тремя своими товарищами, продолжавшими грозить обнаженными саблями наиболее яростным буянам, к угрюмой крепости на утесе примерно в миле от пристани. И все время, пока они не исчезли из вида, гигантская фигура их пленника покачивалась среди сверкающих штыков и сабель, господствуя над ними, словно огромный кит, которого со всех сторон окружили злобные меч-рыбы. И порой его скованные руки поднимались над их головами в жесте, исполненном, несмотря на цепи, гордой дикарской насмешки.

Когда корабль Израиля стал на якорь напротив большого склада, расположенного в стороне от остальных, на берегу все уже было спокойно; к тому же началась разгрузка, продолжавшаяся до полуночи, так что у нашего искателя приключений не было досуга размышлять об увиденном.