— Это я сумею, — перебила я дедушку, когда он собрался опять начать свои объяснения сначала, и закрыла блокнот. — Сейчас нужно внести мою кровь в хронограф. А потом… а который вообще-то час?

— Очень важно не сделать ни одной ошибки при настройке. — Лукас с неприязнью посмотрел на японский нож для овощей, который я вынула из футляра. — Иначе ты окажешься где… э-э-э… когда угодно. И что еще хуже, ты не сумеешь контролировать свой обратный прыжок. О боже, нож выглядит очень опасно. Ты действительно собираешься это сделать?

— Конечно. — Я закатала рукава. — Я только не знаю, где лучше всего сделать надрез. Рану на руке тут же заметят, когда я вернусь. Кроме того, из пальца можно получить максимум пару капель крови.

— Если только не отрезать себе кончик пальца, — сказал Лукас и его передернуло. — Кровь течет как из резаной свиньи, я когда-то попробовал…

— Я думаю, надо взять предплечье. Готов?

Было как-то смешно, что Лукас боялся больше чем я. Он тяжело сглотнул и сжал разрисованную цветочками чашку, куда должна была стекать кровь.

— Разве там не проходит аорта? О господи, меня не держат ноги. Ты еще истечешь кровью здесь, в 1956 году — из-за легкомысленности твоего деда.

— Это толстая артерия, и ее нужно разрезать вдоль, если хочешь истечь кровью. Я когда-то прочла. Якобы многие самоубийцы режут вены неправильно, их находят, а в следующий раз они уже знают, как нужно сделать.

— Господи спаси и помилуй! — воскликнул Лукас.

Мне тоже было не по себе, но делать было нечего. Особые времена требуют особых действий, сказала бы Лесли. Я игнорировала шокированный взгляд Лукаса и прижала нож к внутренней стороне руки, приблизительно на десять сантиметров выше кисти. Не особо нажимая, я провела им наискось по белой коже. Вообще-то это должен был быть пробный порез, но он получился глубже, чем я ожидала. Тонкая красная линия быстро расширялась, и оттуда стала капать кровь. Боль и неприятное жжение появились через секунду. Тонкой, но непрерывной струйкой кровь стекала в чашку в дрожащих руках Лукаса. Отлично.

— Режет кожу, как масло, — сказала я под впечатлением. — Но Лесли так и говорила: убийственно острый нож.

— Отложи его, — потребовал Лукас, который выглядел так, будто его прямо сейчас стошнит. — Черт побери, ты очень смелая, настоящая Монтроуз. Верная нашему семейному девизу…

Я хихикнула.

— Да, это у меня наверняка от тебя.

Улыбка у Лукаса получилась кривой.

— Неужели совсем не больно?

— Конечно, больно, — сказала я и покосилась на чашку. — Уже хватит?

— Да, этого должно хватить. — Лукас подавил рвотный позыв.

— Открыть окно?

— Не надо. — Он поставил чашку рядом с хронографом и сделал глубокий вдох. — Остальное просто. — Он потянулся за пипеткой. — Мне нужно капнуть всего три капли твоей крови в оба эти отверстия. Видишь: тут — под крохотным Вороном и знаком Инь-Янь, потом повернуть колесико и переключить рычаг. Так, готово. Слышишь?

Во внутренностях хронографа начали двигаться сразу несколько шестеренок, послышались щелчки, стук и жужжание, казалось, воздух потеплел. Рубин коротко вспыхнул, потом шестеренки остановились, и все стало, как раньше.

— Жутко, правда?

Я кивнула и попыталась игнорировать гусиную кожу, которая покрыла все мое тело.

— Значит ли это, что в этом хронографе теперь есть кровь всех путешественников во времени, кроме Гидеона? И что произойдет, если и его кровь будет внесена в хронограф?

Я сложила несколько раз носовой платок Лукаса и прижала его к ране.