В первые годы их знакомства Габриэль была очаровательной толстушкой, теперь же являла собой высушенную до костей воблу. Некоторые называют худобу изяществом – Господь им судья! Стоило взглянуть на ведущую специалистку Министерства контроля рождаемости, и сразу становилось ясно, какие чудеса способна творить строгая диета, а также особым образом изготовленный сахар, чьи молекулы закручивались исключительно в левую сторону. Когда-то ему очень нравилась ее «живая» полнота. Однако с того момента, как Габриэль села на диету, она усохла до неприличных для нормального человека размеров. Но хуже всего было то, что женщина постоянно жевала. Эта привычка раздражала Дэррила. Он просил Габриэль не жевать в его присутствии – все было напрасно. Пусть эту пищу можно назвать самой здоровой и целебной в мире, но нельзя же постоянно чавкать! В этом заключалось нечто изначально непристойное – уделять так много времени низкокалорийному питанию в то самое время, когда по всей Земле миллиарды людей умирают от голода.

Наконец Генеральный секретарь, или, иначе, Ministre General, прекратил хождение и повернулся лицом к при­сутствующим. Щегольски одетый, моложавый Эддор в этот момент с неповторимой сладостью зевнул и, будучи человеком воспитанным, прикрыл рот ладонью. Джеррил Карсон потягивал кофе. Советник, отвечающий за столичный город, выглядел совсем больным: лицо серое, взгляд усталый, брыльца совсем обвисли. Генеральный секретарь поймал себя на мысли, что сочувствует ему. Всем известно, с какой одержимостью Джеррил мечтает посчитаться с Кастанаверасом, пусть это желание никогда не отражалось на его лице. По-видимому, страсть, сжигавшая его изнутри, в последние недели дала особенно страшный рецидив.

– Шарль? – подал голос Амньер. Эддор оторвался от портативного компьютера, пристроенного на коленях:

– Да?

– Вы что-нибудь нарыли на Малко?

– Нет.

Амньер никак не прореагировал, и Эддор поинтересовался:

– Вы ожидали чего-то другого, сэр?

Генеральный секретарь по-прежнему хранил молчание, тогда советник с плохо скрытым раздражением в голосе заявил:

– Он чист. Никаких связей с «Обществом Джонни Реба» и подпольщиками из «Эризиан Клау». Недавно мы задержали полубезумного «идейного», промыли ему мозги. Большинство нелегалов практически ничего не знают о том, что творится за пределами их подпольных групп. Телепаты их не интересуют. Никто из них никогда не слыхал о «товарище» Малко Калхари. Вряд ли подполье догадается вступить с ним в контакт, у них мозгов на это не хватит. Так же, впрочем, как и Калхари вряд ли придет в голову установить контакт с теми, кто только и мечтает о бунте.

– Но что-то на него должно быть? – спросил Амнь­ер. – Я прекрасно знаю Малко. Он всегда недолюбливал Объединение.

Эддор чуть приподнял правую бровь, глянул с удив­лением.

– Конечно. Стоит только поискать. Вопрос в том, что и как искать.

– То есть?

Годы, проведенные в Гарварде, а также многолетний опыт публичной политической говорильни заметно сказались на речи Эддора. По мнению Генерального секретаря, Шарль казался наиболее приятным и искренним человеком в его окружении. Сам Амньер выдвинулся из среды таких же лощеных чиновников, каким был Шарль Эддор. Единственным недостатком Шарля можно считать искусство выражаться туманно. Поймать его, заставить прислушаться к иносказанию, намеку, когда Эддор этого не хотел, было совершенно невозможно. В подобных случаях советник вертелся как уж, требовал ясности, причем в такой изощренной форме демонстрировал свою недогадливость, что с ним ничего нельзя было поделать. Не понимаю – и точка!

– Как вам должно быть известно, – завел свою шарманку Эддор, – мои сотрудники глубоко уважают выбранную вами линию поведения в отношении Кастанавераса.