Николас услышал чей-то громкий стон и ошарашенно начал оглядываться, прежде чем сообразил, что стонет он сам. Лицо его перекосилось от невыносимой душевной боли. Великий Боже, как он мог быть таким слепым? В отчаянии он резко отвернулся от стола, и это навсегда изменило его жизнь.

Из-за дверного косяка в комнату заглядывала любопытная мордашка маленького мальчика. Николас остолбенел. Когда он последний раз видел этот взгляд? Минуло уже три года с того дня, когда точно так же к нему в столовую заглянула маленькая Шарлотта и попросила кофе. Боже мой — Шарлотта! Сердце Николаса свела болезненная судорога. Мальчик, хотя и помоложе его племянницы, был почти точной ее копией. Вернее, копией его самого, Николаса.

Рядом с белокурой, зеленоглазой Элли и Чарлзом Монро — блондином с карими глазами — этот малыш доказывал только одно: это был его, Николаса, сын.

Все поплыло у него перед глазами, когда он вдруг ясно понял, отчего Элли упорно отказывалась продавать свой дом, не решалась связать свою жизнь с ним и в конце концов вышла замуж за другого.

Николас все сидел, глядя в невинные синие глазенки малыша, все глубже осознавая, что Элли никогда его не предавала. Она совершала эти раздражавшие его поступки только потому, что сам он был одержим маниакальным стремлением отомстить ее отцу. А она просто желала дать своему — нет, их — сыну достойное имя. Ему хотелось повалиться на пол и зарыдать. Как он мог не замечать? Как последний идиот, он пытался наказать ее за выдуманное им самим предательство, а сам раз за разом предавал ее. Чем же он лучше Гарри Дилларда, причинявшего боль людям, которые были слабее его. Стремлением удовлетворить собственные сомнительные желания он погубил Элли и их любовь. Может статься, он даже хуже ее отца. Диллард, надо отдать ему должное, никогда не скрывал своего истинного лица.

Николас, прикрываясь праведным гневом, причинил не меньше боли.

Дрейк не мог вымолвить ни слова. Руки и ноги отказывались ему повиноваться. От необходимости что-то сделать его избавил голос Ханны. — Джонас, солнышко мое! Где ты?

Его сына зовут Джонас. На лице Николаса появилась слабая улыбка.

Но Джонас не откликался на призыв Ханны. Мальчик не сводил глаз с Николаса — две пары голубых глаз никак не хотели отрываться друг от друга.

Дрейк, будь он в другом состоянии, наверняка рассмеялся бы, глядя на мальчугана.

— Джонас, что ты тут делаешь? — Ханна, отдуваясь, преодолевала последние ступени. — Господи, да ты ходить еще толком не научился, а все на лестницу да на лестницу. Оступишься и попадешь в больницу, как твоя…

Увидев Николаса, Ханна мгновенно потеряла дар речи.

— Господи, помилуй мою душу, — ахнула она, переводя взгляд с Джонаса на его отца и обратно. — Вас здесь не должно быть!

— Я тут, — прошептал он надтреснутым голосом. — Я тут.

— Такого не может быть, просто не может быть! — продолжала причитать Ханна. Снизу донесся звук захлопнувшейся входной двери.

Барнард торопился наверх, шагая аж через две ступеньки. Добравшись до них, он не мог сказать ни слова и только беспомощно ловил воздух широко открытым ртом. Чуть отдышавшись, старик бросился в бой:

— Черт возьми, приятель. Еще не все беды обрушил на голову бедной Элли? Почему ты никак не оставишь ее в покое?

— Именно поэтому я здесь. Я даже не знал, что тут… Джонас.

— Мириам! — воскликнул Барнард. — Это Мириам

И Николас понял, что это действительно ее рук дело. Она подвела его к сыну, а заодно и к пониманию того, что он натворил. Он чуть не сгорел от стыда, вспомнив, как только что решил, что Мириам отправила его сюда из чувства мести.

— Не волнуйся, Барнард, я не сделаю Элли ничего дурного.