— Разумеется, ты прав, — отвечал Майлз. — Но как… насчет Миранды?

— Она сама выбрала свою судьбу, — ответил Гарет резче, чем ему бы хотелось. — Она вольна оставаться там, где захочет. Принуждать я ее не буду.

— О да! — пылко вмешалась в их разговор Имоджин. — Теперь девушка нам бы только мешала. Она сыграла свою роль, и ей за это заплатили. Все так, как с ней договаривались.

— Простите меня, — сказал Гарет, направляясь к двери. — У меня дела в городе. Я не буду обедать дома.

Он верхом пустился через Лондонский мост, потом в Саутуорк, кишевший притонами. У него было только одно желание — напиться до бесчувствия и забыться в объятиях какой-нибудь шлюхи… или даже нескольких. Напиться ему удалось, но чем больше он пил, тем отвратительнее ему казались окружающие его женщины. Он смотрел на их развратные лица, а перед глазами стояло ясное личико Миранды.

Перед самым рассветом Гарет ехал по мосту обратно — он подкупил сторожа, и тот отворил для него калитку до восхода солнца, что было запрещено. Граф пьяно покачивался в седле, смутно сознавая, что представляет собой прекрасную добычу для воров. В голове мутилось от выпитого, он так устал, что еле держался в седле.

Ему и раньше случалось возвращаться домой в подобном состоянии, в тот час, когда рассвет еще не наступил и петухи не завели своей песни, когда душа дремлет, голова отуманена выпитым вином, а руки и ноги настолько отяжелели, что ими и двинуть, кажется, невозможно, и каждый мускул налился свинцовой усталостью, столь сильной, что никакому сну невозможно ее прогнать. И часто, возвращаясь домой, он находил спальню пустой и гадал, с кем в эту ночь делит ложе его жена: валяется ли на соломе в какой-нибудь убогой лачуге или дарит поцелуи первому попавшемуся нищему в придорожной канаве?

Шарлотта. Его жена… его любовь. О да, он любил Шарлотту всем сердцем. Должно быть, его всегда пленяли вульгарные, пошлые женщины. Пожалуй, ему в них это нравилось. Гарет рассмеялся, да так бурно, что чуть не свалился с лошади. Склонность к пошлым женщинам. Мэри согласилась бы с таким мнением. Спотыкаясь, он побрел к дому, все еще продолжая посмеиваться.

Гарет, шатаясь, поднялся по лестнице, не замечая, какой при этом производит шум в объятом сном доме, ввалился в свою спальню и с грохотом захлопнул за собой дверь. Он не позаботился раздеться, только сбросил сапоги и упал на кровать.

Ему показалось, что он тонет в толстом перьевом матрасе, опускается все ниже и ниже, погружаясь в тяжелый глубокий сон, в бездну, куда, как ему казалось, его манила Шарлотта.

Услышав, как хлопнула дверь в комнату Гарета, Имоджин села в постели. Она уставилась в темноту, прислушиваясь, не донесется ли до нее еще какой-нибудь звук, но в доме царила тишина. Она слышала, как ее брат, спотыкаясь и натыкаясь на стены, прошел по коридору, и вспомнила о многих подобных ночах. Сколько бессонных ночей провела она, дожидаясь возвращения Гарета и вглядываясь в темноту! Сколько раз она вслушивалась в его неровную, шаткую походку, и сердце ее мучительно билось, и она всем существом тянулась к нему! Ей хотелось успокоить и исцелить его, и душа ее наполнялась ненавистью к женщине, которая исковеркала его жизнь.

Но что случилось теперь? Почему это произошло опять? Неужели все начнется сначала? Ведь все так удачно сложилось! Ее брат стал самим собой после того, как вернулся из Франции. Он снова казался ей сильным, решительным, в его жизни появилась цель, и Имоджин позволила себе поверить, что демоны больше не терзают его.

Но звук неверных шагов в коридоре, хлопанье двери наполнили ее ужасом и ощущением беспомощности. Она отбросила одеяло и встала. Ее пеньюар висел на спинке кровати. Она набросила его и, не отдавая себе отчета в том, что делает, оправила ночной чепец, предохранявший тугие завитки ее кудрей и не позволявший волосам спутаться за ночь.