|
Может быть, мне даже удастся более трезво мыслить…
— Если человек хочет ясно мыслить, он прежде всего должен хорошо питаться, — нравоучительным тоном произнесла Мари-Анжелина. — А я умираю с голоду. Может быть, отправимся обедать?
Они прошли на затененную террасу, где суданцы в белых перчатках уже начали свои ритуальные движения вокруг столиков. Мужчины помогли дамам усесться, Альдо уже успел занять свое место, когда перед ним внезапно появился молодой гигант с соломенными волосами и длинным, обожженным солнцем лицом. На исполине была военная форма цвета хаки. Он вытянулся, щелкнул каблуками, потом поклонился.
— Прошу прощения, если я проявляю нескромность… — сказал молодой человек по-английски.
— Пока не знаю, скромны вы или наоборот… Кто вы такой?
— Лейтенант Дуглас Макинтир из генерального штаба… Я… Я ужинал здесь вчера вечером с товарищами…
— Да, я вас заметил, — сухо ответил Морозини. — Насколько я помню, вас заинтересовала княгиня Морозини, моя супруга, и…
Обветренное лицо лейтенанта побагровело, но простодушные голубые глаза смотрели все так же прямо.
— Мы восхищаемся ею! Простите еще раз, пожалуйста, но мне хотелось бы узнавать… узнать, не случилось ли с ней что-нибудь неприязненное?
— Неприятное, — машинально поправил перешедшего на французский шотландца Альдо. — А почему вы так решили?
— Понимаете, я очень удивлен, поскольку не вижу ее рядом с вами. Я думал, она вчера встретилась с вами в том старом доме…
— В старом доме?! Ну-ка, пойдемте вон туда! Начинайте без меня! — бросил Альдо своим спутникам, взял офицера под руку и вывел в сад.
— А теперь — говорите. Что это еще за дом?
— Сейчас объясню…
И шотландец действительно рассказал удивительную историю. Оказывается, вчера, вопреки ожиданиям Альдо, когда он ушел, ни Макинтир, ни его друзья не осмелились подойти к Лизе.
— Мы же ей не были представлены, но она… она произвела на нас такое впечатление! Она довольно долго оставалась одна на террасе. Видимо, ждала вас. В конце концов она ушла. Я думаю, поднялась к себе. Мои товарищи ушли, а я остался. Сам даже не знаю почему, но мною овладело какое-то беспокойство… Понимаете — такая смутная тревога, необъяснимая… Я устроился у бара и стал ждать вашего возвращения. Но вместо вас пришел мальчик. У него еще было письмо для княгини, он ее подождал внизу, потом она спустилась, и они ушли вместе… Вот… И я пошел за ними…
— И куда они направились? К машине, стоявшей где-то поблизости?
— Нет, там не было никакой машины. А если бы и была, я бы все равно последовал за ними: у меня есть мотоцикл! — гордо добавил шотландец. — Но они пошли пешком, и, надо сказать, очень быстро…
— Моя жена переоделась? В чем она была?
— Нет, не переоделась. На ней было то же самое восхитительное платье, что и за ужином, и позолоченные туфельки…
— На высоких каблуках! Бежать в таком виде по иерусалимским улицам! И куда же они отправились?
— Это был дом в квартале Меа-Шарим… Хотите, я вам его покажу?
— Хочу ли я?!. Дайте мне только время сказать моим друзьям, чтобы они обедали без меня…
Минуту спустя Морозини, занявший место на багажнике тарахтящего мотоцикла, и Макинтир уже неслись по направлению к кварталу, где жили польские и литовские евреи. Какое-то время спустя Морозини тронул водителя за плечо:
— Лейтенант, ваша машина грохочет, как танк. Слишком много шума. |