— Мне тоже. — Томми отшвырнул журнал. — А вы читаете?..
— Сейчас битников. Я только что сюда переехала, хотелось как-то проникнуться литературой Города.
— Да вы шутите. Я сам тут всего несколько месяцев. Здоровский это город.
— Я еще не успела толком оглядеться. С переездом и прочим. У меня дома было плохо, и я сейчас пытаюсь как-то справиться.
Разговаривая, Мара не смотрела на него. Томми сначала показалось, что он ей противен, но, присмотревшись, он понял: Мара просто очень робеет.
— Вы были на Северном пляже? Там жили все битники в пятидесятых.
— Нет, я пока не очень хорошо ориентируюсь.
— О, вам обязательно надо в «Городские огни» и к «Энрико». Там во всех барах на стенках портреты Керуака и Гинзберга. Чуть ли не слышно, как джаз ревет.
Мара наконец посмотрела прямо на него и улыбнулась.
— Вас битники интересуют? — Глаза у нее были огромные, блестящие и хрустально-голубые. Она ему очень понравилась.
— Я сам писатель, — ответил Томми. Теперь настал его черед отвести взгляд. — То есть хочу стать писателем. Раньше я жил в Чайна-тауне, это совсем рядом с Северным пляжем.
— Может, вы мне и расскажете, куда тут лучше сходить.
— Да я вас туда сам отведу. — Едва это приглашение вылетело у Томми изо рта, он захотел, чтобы оно залетело обратно. Джоди его убьет.
— Было б чудесно, если вы не против. Я в Городе больше никого не знаю, только других кассирш, а они семейные все.
Томми смешался. Управляющий говорил, что недавно она потеряла ребенка. Томми предполагал, что она замужем. Не хотелось бы, чтоб она решила, будто он ее клеит. Клеить ее он и не собирался. Вот был бы по-прежнему одинок, ничем не связан…
Нет, Джоди не поймет. У него никогда раньше не было подруги, а потому — и соблазна ходить налево. Он понятия не имел, как с этим быть. Он сказал:
— Я могу вам с мужем показать, что тут где, а вечером вы развлечетесь в городе хорошенько.
— Я в разводе, — сказала Мара. — Замужем я пробыла не очень долго.
— Извините, — сказал Томми.
Мара покачала головой, словно отмахиваясь от его сочувствия.
— История недлинная. Я забеременела, и мы поженились. Ребенок умер, а он ушел. — Произнесла она это без всякого чувства, словно сама эмоционально отстранилась от пережитого, будто случилось это с кем-то другим. — Здесь я пытаюсь начать все заново. — Она глянула на часы. — Пора мне на кассу. Увидимся.
Она встала и пошла из комнаты.
— Мара, — окликнул ее Томми. — Мне бы очень хотелось показать вам город.
— И мне. Спасибо. До конца недели я в дневной смене.
— Пустяки, — сказал Томми. — Давайте завтра вечером? Машины у меня нет, но можем встретиться на Северном пляже у «Энрико», если хотите.
— Запишите адрес. — Она вынула листок и ручку из сумочки и дала ему. Томми записал и вернул.
— Во сколько? — спросила она.
— В семь, наверное.
— Значит, в семь. — Она вышла.
Томми подумал: «Я покойник».
Джоди повернулась перед зеркалом, любуясь, как на ней сидит МЧП. Сзади у платья был вырез до копчика, а декольте спускалось до низа грудины, но упасть платью не давала прозрачная черная сеточка. Продавщица стояла рядом и хмурилась, держа размеры побольше.
— Вы уверены, что не хотите примерить пятерочку, милочка?
Джоди ответила:
— Нет, это прекрасно годится. |