Но я свидетельствую только о том, что помню. Щупал, не щупал, но увиделась мне полнейшая его незаинтересованность. Мог ли я тогда, в моем помрачении, понимать, чем она объяснялась?
Какое-то время он глядел на мои голые ноги, потом отвернулся, достал ручку и стал что-то писать.
Еще минуту я выждал.
— Можно лечь? — спросил я.
— Как хотите, — безразлично сказал доктор.
Я лег, накрылся одеялом и уже с ненавистью думал об ученом специалисте по тромбофлебиту, оказавшемся обыкновенным халтурщиком. Да любой врач из районной поликлиники сделал хотя бы вид, что его это занимает, важно щупал бы меня и сокрушался, а этот… Ему еще придется платить за частный визит, вспомнил я.
Я поднял голову и увидел, что доктор уже не пишет, а смотрит на меня безо всякого выражения.
— В квартире больше никого нет? — неожиданно спросил он.
— Никого, — изумленно ответил я.
— А в холодильнике у вас есть хоть что-нибудь?
— В каком смысле? — спросил я.
— В прямом, — сказал доктор, — или вы не закусываете?
Он открыл свой портфель и вытащил большую бутылку коньяка. Был в то время такой югославский коньяк. Мы все его тогда пили.
— Доктор, — сказал я в полной растерянности, — у меня же наследственный тромбофлебит, мой дедушка…
— Феликс, не валяйте дурака, — сказал доктор Крелин. В холодильнике я что-то обнаружил, мы выпили с ним его бутылку, и с тех пор о тромбофлебите я никогда не вспоминал.
Нет, был один случай… двадцать лет спустя, в тюрьме. Я к тому времени устал от пребывания в общих камерах, стало мне совсем невмоготу шестьдесят-семьдесят человек в камере! — и решил косить. Посоветовал кто-то из бывалых зэков: вспомни, есть, мол, у тебя хоть что-то хроническое? Есть, подумал я, вспомнив о наследственном тромбофлебите, — конечно, есть! В больничке, куда меня привели, повторилась история с Крелиным, только без бутылки коньяка. Едва я успел спустить штаны, врач глянул на мои ноги — и вызвал конвоира. Меня повели обратно в камеру, слава Богу, не в карцер. В тюрьме с этим строго…
Такова была наша первая встреча с доктором, я его тогда знать не знал, потому и не смог сразу врубиться и понять не совсем, скажем, ординарную логику его поведения. Потом полетели годы — больше тридцати пяти лет близкой дружбы, и теперь, думается мне, я его хорошо знаю; но всегда ли понимаю эту его логику?..
Вот одна из последних историй. Ехал наш доктор на своих стареньких «Жигулях» из больницы домой, вспомнил, что в холодильнике у него пусто, припарковал машину возле магазина и отправился за покупками. Все, что хотел, купил, забрался в машину и стал свои товары рассматривать — не забыл ли чего?
И тут — удар! Теракт, землетрясение? Полетели стекла, доктор приложился лбом о ветровое стекло… "Пожалуй, сотрясение…" — мелькнуло у него. А понять все равно ничего не может — машина у тротуара.
Выбрался доктор из машины и видит: «Волга» врезалась в него сзади, возле нее стоят три человека, явно кавказской внешности, растерянные.
А вокруг уже толпа: "Понаехали, — кричат, — жизни от них нету, нашему брату не пройти, они нас уже средь бела дня курочат! Давай, мужик, зови ментов, мы все свидетели-в тюрьму их всех!.."
— Погодите, — говорит доктор, — надо разобраться.
— Да чего тут разбираться, — кричат ему, — хватай их, пока не убежали, пускай тебе новую тачку покупают или мы их сейчас…
Но у нашего доктора свои представления о патриотизме и справедливости. |