...доктора жестоко убиты...

"Какую больную цель преследовал человек, укравший труп пресловутого..."

ОНИ ВСЕ ЕЩЕ ДУМАЮТ, ЧТО Я МЕРТВ!

Мне захотелось исполнить посреди толпы победный танец. Но я сдержался, слился с народом, читая о знаменитых ограблениях века, но не разбирая ни строчки. Я был в восторге от сумасшедшей удачи, гордился своей имитацией смерти. Я сказал – имитацией? Следует назвать это близким знакомством со смертью, ведь никакая имитация не смогла бы так всех одурачить.

Сотрудничество неизменно предполагает близкое знакомство, если и неудобное. И кто я, как не призрачный паломник смерти?

Впереди появился зал ожидания – длинное, ярко освещенное помещение, удалявшееся до бесконечности, решетка эскалатора пронеслась высоко над головой. Проходя металлический детектор на контроле безопасности, я впал в ужас, что эти обходительные умелые девушки обнаружат кровавый скальпель, прибинтованный к ноге, однако он уже боролся с ржавчиной на дне Темзы, а латексные перчатки скручены в комок в одном из тошнотворных мусорных баков Сохо. У меня не было ничего металлического, даже ключей или кончика стержня шариковой ручки.

Я посмотрел на четыре билета, на номера ворот. Через пять минут в десяти футах от меня взлетает самолет на Атланту.

– Заканчивается посадка, – говорил в микрофон грек‑бортпроводник с глазами шлюхи, – заканчивается посадка на рейс Атланта, штат Джорджия.

Я представил, как развалюсь на крыльце старого южного особняка, перестроенного в сельскую гостиницу, сучковатые дубы склоняются над проезжей частью дороги, в руке виски со льдом, сахаром и мятой. День солнечный и теплый, с едва заметным намеком на осень. Я представления не имел, что добавляют в их традиционный напиток, помимо бурбона, который мне не нравится, и не исключено, что даже в Джорджии в ноябре бывает холодно. Но это не важно. Мне сейчас искренне плевать.

Я дал юноше‑греку билет. Он коснулся пальцем моей руки, когда отдавал его обратно, и на мгновение мне страшно захотелось, перерезать ему горло, чтобы он остыл и я смог прильнуть своей горящей смердящей плотью к его милой безмятежности. Чувство не проходило, оно лишь затихало до легкого дискомфорта, За сегодняшний день на моем счету три трупа, и ни с одним я не провел ни одной спокойной минуты.

Я шагал к самолету по круглому туннелю. Меня сопроводили к моему месту, уютному, у окна, судя по билету, к месту, за которое Сэму не суждено заплатить, оно припасено для меня, словно я его заслужил. Тяжелые двери герметично закрылись, самолет тронулся, разогнался по взлетной полосе и поднялся в воздух. Подо мной развернулся Лондон – мерцающая паутина огоньков, плывущих по морю темноты. Через минуту мы пробили серый слой туч, которые всегда зависают над столицей, и я навсегда попрощался с городом.

Вскоре мы уже летели в сторону Атлантического океана. Из моего окна казалось, что внизу ничего нет, как и вверху. Убийца, у которого еще не высохла кровь под ногтями, ничего не подозревающие пассажиры прижимают к себе кейсы, младенцев и толстые книги, словно талисманы, гарантирующие успешное приземление, хрупкий металлический салон служит нам колыбельной – а что, если все это недвижно застыло в вязком черном пудинге? Я чувствовал себя уязвимым, но защищенным; съедобным, но наглухо закрытым, как устрица в раковине.

Мне так понравилась эта мысль, что я заказал тарелку устриц, как только ступил на землю Америки. Я слышал, что их там едят сырыми, в особенности на юге. Я не мог представить живую устрицу у себя во рту, как она сочится меж зубов, скользит вниз по горлу. Однако решился попробовать. Я научусь наслаждаться ощущением куска плоти на языке, подобию соленого клея на вкусовых сосочках. Это станет частью моего возрождения.

Устрицы оказались самым малым, что мне предстояло познать.

5

Джей свернулся калачиком в просторном кресле из черной кожи в домашней библиотеке.