«Там впереди сыто и тепло, – обнадёживал меня мой разум, – там всё, о чём ты только мечтала. Ползи, послушница, только ползи».

Упрямо, сдирая плоть, я продвигалась к своей заветной мечте и помнила, что за моей спиной оставалась война.

Оставался ужас и безнадёжность.

В своей отчаянной попытке добраться до Тумана, я проходила мимо деревень и мелких городков. Их одичалые жители, словно крысы, передвигались перебежками вдоль стен домов, не выходя на открытое пространство, чтобы не привлечь к себе внимание очумелых от безнаказанности южан из Фавской империи. Пришедшие сюда пару лет назад захватчики не пожелали покидать этих мест. Они продолжали грабить, убивать, насиловать и калечить.

Количество мародёров увеличилось с каждым месяцем. Начался захват поселений, бойня среди южан за территорию побольше и побогаче продолжалась. Всё приходило в запустение. Пшеницу на полях не сеяли и не убирали. Скотину забили на мясо ещё в первый год войны. Везде царил голод. Захватчики перебили всех зверей в округе, не брезговали ни собаками, ни котами.

А потом…

А потом случилось самое страшное. Когда есть, стало совсем нечего, а покидать захваченные территории южане не пожелали, они принялись за детей и молодых женщин.

Каннибализм свирепствовал всю зиму, пока из за Туманной стены не вернулись звери.

Вот тогда то, с приходом тёплых дней, к Туманной стене двинулся нескончаемый поток беженцев. Они шли непрерывным ручейком. Люди брели. Кто поодиночке, кто небольшими осиротевшими семьями. В основном мужчины, женщины были редкость, ну а детей не было видно и вовсе. Тех малышей, что чудом уцелели, прятали. Ведь за летом неминуемо придут холода, и тогда снова будет голод, и лучше, чтобы об их существовании не знали и вовсе.

Первые недели я шла с беженцами. Никто не обращал внимания на одинокую тощую фигурку.

Я не выделялась из общего потока таких же потерянных оборванцев. Никто не пытался рассмотреть моё лицо, скрытое под тяжестью капюшона плаща. Никого не смущал удушающий, смердящий запах, идущий от моего тела. Да и походка, шаткая и неровная, не выдавала во мне погибшего тёмного мага. Мой организм только начинал оживать, отзываясь болью в разных частях тела. Тихий стук сердца, словно укол иглой, пронизывал грудь.

Я страдала, молча радуясь тому, что ещё способна чувствовать.

Толпа брела. Кто то отставал, кто то более сильный уходил вперёд. Но общая масса безропотно сбивалась в стайки. Люди несознательно искали защиту и поддержку друг в друге.

Но чем ближе мы подходили к Туману, тем чаще случались нападения.

И я снова предпочла одиночество, потому что с одинокого путника много не возьмёшь.

Но дойдя до заветной цели, мы не получили желаемого спасения. Нас ждало разочарование. Северянам, тем, что жили за Туманной стеной, неинтересны наши беды.

Ворота на Север оказались закрыты.

Не пропускали никого: ни больных, ни стариков, ни женщин.

Обессиленным людям некуда было возвращаться. Все оседали прямо здесь, под стенами ворот. Боялись лишь приближаться к Туману. Огромный, на десятки километров, лагерь беженцев не мог вместить в себя всех пришедших.

От безысходности люди сходили с ума. Начались нападения, насилия. Убивали просто так, без причины.

Несколько раз в безумии люди кидались на ворота, пытались взять их штурмом, поджечь, разрубить. Все попытки были смешны и безрезультатны. К северянам взывали, умоляли и угрожали, но стражники лишь безучастно смотрели со стены, примыкающей к воротам.

Но вскоре всё изменилось.

Мужчины стали уходить в Туман и не возвращались. Это давало ложную надежду, что у них получилось, и они прошли. Люди уходили всё чаще и большими группами.

Пока однажды ночью они не вернулись.

Ушли в Туман люди, а выпустил он монстров.