Она поблагодарила его, подошла и села на стул, двигаясь благопристойно и в то же время грациозно. Грубер прикрыл дверь и сел возле входа. Он был не только секретарем и привратником Кунца, но также телохранителем и всегда держал наготове пистолет, если кто-нибудь вдруг решился бы на ограбление. Кунц тоже держал двухзарядный «дерринджер» в кармане пиджака: это было почти обязательным требованием для работы в «Ювелирном дворце».
Предложив гостье прохладительный напиток, от которого она отказалась, Кунц вернулся на свое место за столом, улыбнулся и отпустил пару-тройку обычных любезностей, призванных заодно проверить ее легенду. Женщина превосходно говорила по-английски, с едва заметным намеком на акцент; ничто в манерах, осанке и поведении гостьи не позволяло усомниться в ее знатном происхождении. И все же одна мелкая несообразность привела Кунца в замешательство. Ей недоставало свиты. Она остановилась в лучшем, по всеобщему мнению, отеле города и, как подозревал Грубер, воспользовалась псевдонимом, чтобы снять номер. Все это требовало дальнейшего расследования. Но, разумеется, лучшим доказательством стали бы замечательные драгоценности, которыми она, по ее словам, владела.
Кунц еще раз улыбнулся, кивнул и положил руки на стол ладонями вниз.
– Насколько я понял, ваша светлость, вы собираетесь предложить нам некие драгоценные камни. – (Женщина наклонила голову.) – Очень хорошо. В таком случае не могли бы вы рассказать о том, как они оказались в вашей собственности?
Возникла пауза. Такие моменты часто бывают неловкими.
– Вы должны понимать, – продолжил Кунц. – Мы, как крупнейший поставщик драгоценных камней, обязаны принять все меры, чтобы убедиться в качестве и происхождении того, что продаем… и, соответственно, покупаем.
– Понимаю, – ответила герцогиня. – И буду только рада выполнить ваше пожелание, но прошу об ответной любезности: не могли бы мы поговорить конфиденциально? Это не только удовлетворит ваше любопытство, но и поможет мне удостовериться в собственной безопасности.
Кунц задумался, потом украдкой кивнул Груберу, приказывая выйти. Не было ничего предосудительного в том, чтобы остаться наедине с женщиной в своем рабочем кабинете. Да и какое злодейство она могла замышлять – наброситься на него со сверкающим кинжалом в руке? Вопиющая нелепость. Это же Нью-Йорк 1880 года, а не какой-нибудь бульварный роман. Тем не менее Кунц незаметно прижал правый локоть к телу, проверяя, на месте ли «дерринджер».
Кунц и герцогиня посмотрели друг на друга. Он поразился необычному фиалковому оттенку ее глаз и глубине взгляда, говорившей о большом уме, жизненном опыте и уверенности в себе. Эта женщина испытала больше, чем можно было предполагать с учетом ее возраста.
– Я расскажу вам свою историю, – сказала она. – Но вынуждена просить вас держать ее в строжайшем секрете, потому что я в буквальном смысле слова отдаю свою жизнь в ваши руки. И делаю это только для того, чтобы вы все поняли, увидев камни.
Она замолчала. Кунц сделал жест – «продолжайте» – и сказал:
– Пожалуйста, миледи.
– Меня зовут Каталина, – начала она. – Недавно я приехала из бывшего княжества Трансильвания, где нашла убежище моя семья, однако моя прародина – герцогство Иновроцлавское в Галиции. Я происхожу из дома Пястов, и моя родословная восходит к Казимиру Четвертому, герцогу Померании. Считалось, что он погиб, не оставив наследника, в тысяча триста семьдесят седьмом году, сражаясь против Владислава Белого, и его титул перешел к Владиславу Второму, отлученному от церкви в тысяча триста восьмидесятом году, – предположительно, последнему герцогу Иновроцлавскому. |