|
Под пыткой Хрущов, Еропкин и Соймонов прямо указывали желание В. самому занять российский престол после кончины Анны Иоанновны. Но В. и под ударами кнута в застенке отвергал это обвинение и всячески старался выгородить Елизавету Петровну, во имя которой будто бы, по новым обвинениям, он хотел произвести переворот. Не сознался В. в изменнических намерениях и после второй пытки. Тогда по приказу императрицы дальнейшее розыскание было прекращено и 19 июня назначено для суда над В. и его «конфидентами» генеральное собрание, которое постановило: 1) Волынского, яко начинателя всего того злого дела, живого посадить на кол, вырезав у него предварительно язык; 2) его конфидентов — четвертовать и затем отсечь им головы; 3) имения конфисковать и 4) двух дочерей В. и сына сослать в вечную ссылку. 23 июня этот приговор был представлен императрице, и последняя смягчила его, указав головы В., Еропкина и Хрущова отсечь, а остальных «конфидентов» по наказании сослать, что и было исполнено 27 июня 1740 г. Возвращённые из ссылки на другой год после казни, дети В., с разрешения императрицы Елизаветы Петровны, поставили памятник на могиле своего отца, похороненного вместе с Хрущовым и Еропкиным близ ворот церковной ограды Сампсониевского храма (на Выборгской стороне). В 1886 г. по почину М.И. Семевского на пожертвования частных лиц был воздвигнут на могиле Волынского, Еропкина и Хрущова новый памятник.
Внукам моим — Кириллу, Ольге, Егору Чирковым — посвящаю.
Он красноречиво говорил — ему вырезали язык. Он логично и ясно писал — ему отсекли правую руку. Он много думал о нуждах Отечества — ему отрубили голову...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
ыехали из Москвы уже под вечер. Хоть и недалеко было до Измайлова, а надлежало успеть не только приготовиться к завтрашней охоте, но ещё и выспаться, чтобы встать спозаранку. Артемий Волынский, малый под семнадцать лет, ехал в крытой рогожей повозке. Во все щели возка задувало, ветер то и дело трепал кудри роскошной каштановой шевелюры, выбивавшейся из-под порыжелой лисьей шапки, а старенький кафтан на вате плохо согревал молодое и сильное тело. Он едва выпросился у племянника кравчего Салтыкова, в доме которого жил с малых лет, поучаствовать в этой знатной охоте. Он давно и хорошо скакал на лошадях, умел скоро и споро зарядить кремнёвое ружьё — пороховую пищаль и страстно мечтал попасть на настоящую охоту, чтобы испробовать свои силы, ищущие применения. Но воспитатель Артемия — Василий Фёдорович Салтыков, знатный боярин, родственник и тёзка дяди своего Салтыкова Василия Фёдоровича, родного брата царицы Прасковьи, больше держал его как записного грамотея: Артемий много и хорошо писал, обогнав в учёбе сына Салтыкова, и давно помогал воспитателю составлять необходимые грамотки. Царица Прасковья наладилась в Петербург на постоянное житьё, как приказал ей Пётр, собиравший в своём Парадизе всю семью. Не хотелось царице расставаться с насиженным и уютным Измайловом, да ничего не поделаешь: приходилось слушаться во всём своего великого деверя. Артемий прослышал о прощальной охоте от детей Василия Фёдоровича и туманно намекнул, что и он бы не прочь поучаствовать... Василий Фёдорович сумрачно взглянул на бедного родственника, вымахавшего к своим семнадцати годам в рослого и сильного юношу, хотел было выругаться, но вспомнил, как не раз одалживал его Артемий в переписке с царём, с царицей Прасковьей, как придумывал такие обороты в грамотках, что и в ум бы не пришло воспитателю, и хмуро кивнул, но предупредил, чтобы не совался не в своё дело, а смирно стоял бы там, где укажут, а паче всего слушался его советов и выговоров. Артемий радостно вспыхнул и сумбурно заверил названного отца в своей искренней готовности во всём следовать наказам и словам человека, давно заменившего ему отца. |
