Офицер подозрительно оглядел меня.
– Что-то у тебя одежда странная, туфли.
– Уж какая есть.
– Иванов!
К столу подбежал солдат с винтовкой.
– Этого – к особисту.
Рядовой повернулся ко мне:
– Руки за спину и шагай вперед.
Мы прошли узкий хлипкий мост и метров через двести завернули во двор старого кирпичного здания. Здесь в крытую «полуторку», как в просторечии назывался «ГАЗ-АА», солдаты грузили ящики.
Со ступенек спускался, судя по портупее и кобуре на ней, офицер.
– Вот, военком к вам направил, документов при себе не имеет.
– Свободен, боец. Кругом!
Ага, солдат бойцами называют. Надо запомнить. Плохо,
что я не знаю знаков различия на петлицах, отмененных с 1943 года – с введением погон. Единственно – запомнил, что у офицера на петлицах было два квадратика – «кубаря».
Офицер со мной даже разговаривать не стал:
– Садись в кузов, потом разберемся.
Я забрался в кузов; туда забросили еще пару ящиков и сели двое солдат. Натужно завыл слабенький мотор, и мы выехали со двора.
Я посмотрел на своих сопровождающих, и меня охватила тоска. Вот влип! Сначала из своего времени на шестьдесят лет назад отбросило, сейчас трясусь в грузовике в качестве подозреваемого неизвестно в чем, и что со мной дальше будет, совершенно непонятно…
По фильмам и книгам я знал о крутом нраве энкавэдэшников. Шлепнут без суда, и все дела. Фронт дальше на восток покатится, и кто будет разбираться с расстрелянным, когда вокруг гибнут тысячи? Надо искать какой-то выход, вплоть до побега. У бойцов – винтовки, у офицера в кабине – допотопный наган. Шанс небольшой, но есть. Авось не попадут.
Полуторку немилосердно трясло на ухабах грунтовой дороги, гремели ящики в кузове, грузовичок завывал мотором и скрипел рессорами. Оба бойца сидели у заднего борта, зажав винтовки между ногами. Когда на очередном ухабе задок грузовика подбрасывало вверх, они хватались руками за скамью и борт, упирались ногами, стараясь не потерять равновесие и не свалиться на дно кузова.
Из-за шума я, так же как и другие, не услышал приближения атакующего нас самолета. Сначала в брезенте над головой появились дырки, от ящиков и бортов кузова полетели щепки, и только потом по перепонкам резанул рев двигателя, почти мгновенно оборвавшийся. Боец напротив меня истошно закричал, вскочил и, обхватив голову руками, перевалился через задний борт машины. Другой оторопело глядел на него, вцепившись побелевшими руками в винтовку.
Полуторка съехала с дороги. Уткнувшись носом в дерево, она остановилась и заглохла.
Все, нельзя медлить ни секунды – самолет может зайти на второй круг.
Я рванулся к заднему борту, перевалился через него, спрыгнул на землю и подбежал к лежащему на дороге бойцу.
Самолет описывал полукруг, явно желая добить грузовичок.
– Эй, боец!
Я потряс воина за руку и лишь только сейчас заметил, что его голова в крови. Он был мертв.
Меж тем самолет снова заходил на боевой курс. Надо немедленно убираться отсюда!
Я рванул в сторону от машины, как лось, ломая кусты, пробежал десяток метров и, запнувшись за валежину, упал. |