Изменить размер шрифта - +

Я прополз вдоль окопов. Одни убитые, в том числе и лейтенант. Эх, говорил же я тебе – менять позицию надо!

Пригнувшись, я метнулся на холм, к пулеметному гнезду. Бомба угодила точно в окоп. Все три пулеметчика были убиты, сам пулемет изрешечен осколками, с кожуха ствола текла вода. По спине пробежали мурашки – опять остался один!

Бегом я спустился с холма к погибшему лейтенанту, схватил его командирскую сумку. В ней карта, я сам видел – хоть сориентироваться можно. Рассовал по карманам магазины с патронами и – бегом в лес. Медлить нельзя. Немцы долго ждать не будут, после налета атаку наверняка повторят.

В лесу уселся на поваленном дереве и стал изучать карту. Вот наши позиции, слегка отмеченные карандашом, а тут, похоже, позиции батальона. Я сориентировался по сторонам света. Мне – на север.

Шел осторожничая, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Немцы – они ведь сейчас в основном вдоль дорог прут, все на технике – танках, грузовиках, бронемашинах, мотоциклах, потому их сначала слышно, а потом – видно.

Горько было за страну. Стремились стать самой сильной, самой развитой державой мира, поднять промышленность, заводы строили, деревни голодом морили, продавая зерно за рубеж в обмен на станки. И где сейчас вся эта техника? Почему наш солдат пешком и с винтовкой, а не с автоматом и на мотоцикле, как немец?

В училище, да и позже – на учениях в полку – нам вбивали догму: танки – главная сила сухопутных войск. Ими, как бронированным кулаком, проламывают оборону противника. Меня так готовили воевать – группой танков обрушиться

на врага. А что я вижу? Наступают немцы, проламывая нашу оборону танками. Все с точностью «до наоборот». Когда я читал историю, смотрел документальные фильмы, война представлялась несколько иной. Тяжелой – да, кровавой – да, но не такой горькой.

Я упорно шел вперед – к месту, где располагался наш батальон, периодически заглядывая в карту. С остановками путь мой был нескор, да и уставал я быстро. Попытался вспомнить: когда я последний раз ел? Выходило – еще позавчера ночью.

Часа через три-четыре пути я вышел на позиции батальона, отмеченные на карте. То, что это именно те позиции были, я не ошибся, только батальона не было. Вокруг – трупы, разбитые ящики, сгоревшие машины. И все подавлено, изрыто танковыми гусеницами. Говорил же мне тогда капитан-комбат, что из тяжелого вооружения в батальоне – только пулеметы и минометы. А ими от танков не оборонишься.

Я пытался представить себе последний бой батальона. Да, тяжкая доля досталась парням. И запах вокруг тяжелый стоит – трупный. Видимо, батальон принял бой еще вчера.

Стараясь быть как можно более незаметным, я прошел через позиции. Увидел писаря Твердохлебова, что оформлял в палатке наши бумаги. Поперек его груди – рваная отметина от автоматной очереди. Недалеко от него лежал смуглый узкоглазый боец – не то казах, не то якут, сжимавший в мертвых руках снайперскую винтовку «СВТ». Я уж было мимо прошел, да остановился – не смог бросить такое богатство. Вернулся, вынул из окоченевших рук винтовку, снял патронташ с патронами. Конечно, по-человечески – похоронить бы бойцов надо. Но их не одна сотня, я же – один.

Быстрый переход