Бадаев был прав, подвыпив, Иван Федорович стал рассказывать о себе, какой он заслуженный и маститый ученый. На столе появились сертификаты, дипломы, свидетельства.

 — Видите, даже японцы меня признали, а у себя я никому, кроме Алеши не нужен. Такая беда! — говорил Иван Федорович, тряся большой бумагой с золотым тиснением.

 — Я с ним в Японии и познакомился, — шепнул Лине Бадаев. — Тогда еще понял — голова у мужика золотая, да дуракам досталась.

 Бадаев с Линой почти ничего не пили, а Иван Федорович довольно быстро “накидался”, раскраснелся, разгорячился и каждые пять минут стал подсаживаться к Лине с предложениями остаться на ночь. Мол, в тесноте, да не в обиде.

 — Я уж лучше в Москву поеду, — отнекивалась Лина. — А то еще ваша внучка заявится, греха не оберешься. Волосы повыдергает, глаза выцарапает.

 — Да что нам внучка! Мы и сами еще ничего! — бил себя в грудь Иван Федорович.

 С трудом отделавшись от назойливого старика, Лина с Бадаевым вышли на крыльцо. Мухтар натянул цепь, грозно рыча, но Бадаев прикрикнул на него, и пес успокоился.

 — Ты вот что, Линочка, технология технологией, дело тут потихоньку движется, а займись-ка ты покупателем. В позапрошлом месяце он должен был поступить на склад. Шучу. Близко к нему не подходи. Знаю я все эти прибамбасы — сам работал. Если он хоть раз промелькнул в “оперативке”, значит за ним есть постоянный хвост, и для нас он опасен. И ты тоже на“крючке”. Найди лучше нейтрального человечка из тех, что находится с ним в контакте вне подозрений, и через него работай. Если будет жарко, придется от него отказаться. Будем другую мазу искать. Что Александр Антонович, не с его ли молчаливого согласия Борьку ребятки порешили?

 — Тайна, покрытая мраком, — сказала Лина. — Но пока тише мышки, в “контору” не стучит.

 — Вот именно — пока. Волчара он, надо будет — съест. Пока у нас ничего не готово, он может понадобиться, а потом… — Бадаев замолчал.

 — Линочка, Леша! Ребятки-козлятки, я вас жду! — раздался пьяный голос Ивана Федоровича.

 — Иди! — приказал Бадаев. — Если что-то изменится, я тебе отзвоню.

 Лина кивнула и зашагала к калитке. Бадаев провожал ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась за пригорком, потом вернулся в дом, из которого доносились пьяные крики Федора Ивановича, почти академика.

 С Маркушей Митя теперь старался не встречаться и здоровался сквозь зубы, несмотря на формальную примиренность, а вот с Рашидом они после того случая с малолетками подружились. После работы частенько “ударяли” по паре пива или чего покрепче и посмеивались над тем, как Рашид полез разбираться через забор с наркоманами. В подпитии Рашиду первому Митя и признался, что ушел из семьи и живет теперь у Зоиной дочки Настеньки. Рашид приложил палец к губам, давая понять, что никто ничего об этом не узнает, и ободряюще похлопал по плечу, произнеся поговорку на арабском, которая полностью соответствовала русской: “Все, что не делается, все…”

 — К черту! — добавил Митя, смеясь.