Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!

         Опять и опять я люблю тебя,

         Тихая, теплая,

         Серебром окаймленная!

         Робко, свечу потушив, подхожу я к окну…

         Меня не видать, зато сам я всё вижу…

         Дождусь, непременно дождусь:

         Калитка вздрогнет, растворяясь,

         Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долго,

         Долго при месяце будет мелькать покрывало.

    1842

«Друг мой, бессильны слова, – одни поцелуи всесильны…»

         Друг мой, бессильны слова, – одни поцелуи всесильны…

         Правда, в записках твоих весело мне наблюдать,

         Как прилив и отлив мыслей и чувства мешают

         Ручке твоей поверять то и другое листку;

         Правда, и сам я пишу стихи, покоряясь богине, —

         Много и рифм у меня, много размеров живых…

         Но меж ними люблю я рифмы взаимных лобзаний,

         С нежной цезурою уст, с вольным размером любви.

    1842

«Ночью как-то вольнее дышать мне…

         Ночью как-то вольнее дышать мне,

         Как-то просторней…

         Даже в столице не тесно!

         Окна растворишь:

         Тихо и чутко

         Плывет прохладительный воздух.

         А небо? А месяц?

         О, этот месяц-волшебник!

         Как будто бы кровли

         Покрыты зеркальным стеклом,

         Шпили и кресты – бриллианты;

         А там, за луной, небосклон

         Чем дальше – светлей и прозрачней.

         Смотришь – и дышишь,

         И слышишь дыханье свое,

         И бой отдаленных часов,

         Да крик часового,

         Да изредка стук колеса

         Или пение вестника утра.

         Вместе с зарею и сон налетает на вежды,

         Светел, как призрак.