|
Чуть дальше на поваленном дереве сидели два человека спиной к ним. Даже в сумраке что-то в них показалось Зебу знакомым.
— Я планирую перевести на это место бригаду Руссо. Их можно хорошо разместить еще до рассвета. Вы одобряете?
— Я одобрю любую диспозицию, которую вы предложите. Если бы вы сегодня не удержали фланг, нам всем пришел бы конец. — Говоривший вздохнул. — Шерман, я хочу сказать вам кое-что, — и снова сделал паузу. — Может статься, что вы здесь окажетесь командующим.
— Почему?
— Я видел кое-какие депеши, которые корреспонденты газет отправили сегодня. Там говорится, что в это утро я был захвачен врасплох.
— Но вы не были захвачены врасплох. Это я попался.
— Это неважно. Они пишут, что прошлой ночью я опять напился вдрызг.
— Что, так и было?
— Нет, но человек не может сражаться на два фронта. Победим мы завтра или проиграем, но я собираюсь подать в отставку.
— Из-за газетчиков?
— Из-за того, — ответил Грант, — что мне абсолютно не доверяют.
Зеб и техасец молча слушали. Зеб видел двоих генералов в отблесках света от лагерных костров за деревьями. Очевидно, они отошли сюда, на несколько ярдов от лагеря, чтобы поговорить без помех. Он видел их обоих и раньше, и даже в полумраке узнал квадратную фигуру Гранта и потрепанную шляпу, в которой он обычно ходил.
— Вы думаете, у меня нет таких настроений? — спросил Шерман. — Месяц назад они твердили, что я сумасшедший. Сегодня они меня называют героем. Вчера сумасшедший, сегодня — герой. А я ведь тот же самый человек… так стоит ли обращать внимание на то, что думают люди? Важно лишь, что вы сами думаете, Грант.
Техасец схватил Зеба за пальцы и прошептал:
— Так это что — Грант?
Зеб кивнул, напряженно прислушиваясь.
— Вы знаете, что эта война будет выиграна — или проиграна — на Западе, — говорил Шерман, — и вы единственный, кто знает, как ее выиграть. Все ваши дела это доказывают.
Техасец отстегнул клапан кобуры — очень осторожно, чтобы не. раздалось ни звука, и вытащил револьвер, Зеб, все внимание которого было обращено на двоих, сидящих на бревне, ничего не замечал.
— Человек имеет право подать в отставку, — доказывал Шерман, — только когда видит, что ошибся, а не когда он прав.
Техасец поднял револьвер и нацелил его прямо в затылок Гранту — и только тут Зеб увидел оружие.
— Ты что это делаешь? — хрипло зашипел он.
— Так это же Грант!
Зеб схватился за ствол здоровой рукой, рванул его и выкрутил вниз и в сторону. Этим внезапные рывком он заставил техасца потерять равновесие, а потом ударил плечом. Некоторое время они боролись, не издавая ни звука. Наконец Зебу удалось высвободить раненую руку из самодельной перевязи, и он потянулся за штыком.
Техасец был жилистый, но устоять против него не мог — годы работы на ферме налили мышцы Зеба необычайной силой. Только эта сила дала ему возможность удерживать техасца достаточно долго.
Они боролись, не издавая ни звука, и поэтому Зеб услышал слова Гранта:
— Я обдумаю все это еще раз. Может быть, Уильям, вы и правы.
Вспыхнула спичка — это Шерман раскуривал трубку.
— Вы прекрасно знаете, — сказал он, — что с вами эта армия сильнее, чем без вас. Так что и обдумывать тут нечего.
Зеб чувствовал, что его пальцы на револьвере слабеют, но тут техасец попытался вывернуться, и штык легко
выскользнул из ножен. В тот момент, когда техасец сумел высвободить руку с револьвером, штык вонзился в его тело. |