Сестры обнялись и долго стояли прижавшись друг к другу. Как часто Оливия думала, что без Виктории комната, в которой они жили двадцать лет, кажется пустой!

– Олли, я не могу здесь больше жить. Рано или поздно нам все равно придется разлучиться. Может, если меня здесь не будет, все пойдет по‑другому.

– Почему тебе прямо все .не рассказать? – рассудительно заметила Оливия, поднося к носу платочек. – Объясни Чарлзу. Он человек умный и все поймет.

– Чарлз никогда меня не отпустит, – возразила Виктория с такой уверенностью, что Оливия была вынуждена с ней согласиться.

– А если я займу твое место, – задумчиво спросила Оливия, – значит, они посчитают, что я уехала?

Неужели Виктория не понимает, что подобный поступок совсем не в ее духе?

– Мы можем сказать, что ты отправилась в Калифорнию на несколько месяцев, немного отдохнуть.

– Все подумают, что только чудовищная эгоистка могла бросить отца, – покачала головой Оливия. Нет, это немыслимо!

– Отец поймет, – с надеждой выдохнула Виктория, удивляясь, что разговор зашел так далеко. И к тому же Оливия качает головой, словно думая о чем‑то еще. О чем? Кажется, она знает… – Он не прикоснется к тебе. Между нами вообще ничего нет, вот уже много месяцев. Никто из нас этого не желает.

Оливия потрясенно распахнула глаза. Все это время она надеялась, что у Виктории рано или поздно появится ребенок!

– Почему?

Чарлз казался таким энергичным, живым и обаятельным – словом, настоящим мужчиной. И к тому же он еще молод. Просто невероятно! Уж не ее ли сестра во всем виновата?!

– Понятия не имею, – вздохнула Виктория, – слишком много призраков… Сьюзен… Тоби… Мы оба сознаем, что между нами что‑то неладно. А самое главное – мы просто не любим друг друга.

– Не верю, – твердо заявила Оливия.

– Как угодно, но это правда, – усмехнулась Виктория, не отводя глаз. – Он мне безразличен. Всегда был, есть и будет.

– А когда ты вернешься, что‑то изменится?

– Возможно, найду в себе мужество наконец уйти от него навсегда.

– Что ты будешь делать, если я откажусь занять твое место? – прошептала убитая горем Оливия.

– Все равно уеду. Только не скажу ему куда. Не желаю, чтобы он бросился за мной в погоню. Я вернусь, когда хорошенько обдумаю, как мне жить дальше. Напишу тебе на адрес нью‑йоркского дома. Будешь забирать оттуда почту, и никто ничего не узнает.

По‑видимому, у нее уже все решено. Оливия, шокированная до глубины души, не ведала, что предпринять. Основным препятствием был отец. Она смертельно боялась разбить его сердце, и все же любовь к сестре превозмогала все сомнения, хотя Оливия и понимала, что сумасбродство Виктории перешло всякие границы. И тут она вспомнила о Джеффри.

– Он обязательно узнает меня, Виктория. Джеффри – единственный, если не считать Берти, кого мы не сумеем одурачить.

– Нам все удастся, если ты будешь вести себя как я. Не будь с ним такой милой, – посоветовала Виктория, и Оливия строго погрозила пальцем.

– Стыд и позор! Как ты можешь так говорить?

– Потому что я ужасная, подлая, но все равно люблю тебя… Ладно, так и быть, стану сюсюкать с ним и Чарлзом оставшиеся три недели, чтобы они не заметили разницы. Перестану курить… и… Господи, что за мысль… ограничусь всего несколькими глотками хереса после ужина – и то если Чарлз предложит.

Она растянула губы в насмешливой улыбке, а Оливия, краснея, как стыдливая невеста, негодующе воззрилась на сестру.

– Какие великие жертвы! – саркастически бросила она.