Всадник для маленьких детей — это человек, который в саду, лодырь — тот, кто делает лодки, богадельня — это место, где бога делают.

    Л. С. Выготский

Подсознание же — это пролетариат, самый настоящий, рассуждениям чуждый, решения принимающий спонтанно, как бог на душу положит. Подкорка в практически неизменном виде досталась нам от братьев наших меньших, имеющих одну заботу — выжить, и всего несколько незамысловатых средств, решающих эту задачу. В подкорке царят достаточно жесткие порядки, теоретиков здесь не любят, а любят практиков.

Понятно, что диалог у пролетариата (подсознания) с интеллигенцией (сознанием), как правило, не ладится. Они вообще на разных языках говорят. Сознание подсознанию не указ, и если там, «наверху», что-то себе думают, это мало кого волнует, «в нашем болоте свои порядки!».

Если интеллигенция впадает в панику (нарушаются какие-то наши представления о жизни), то пролетариат, как правило, гордо сие игнорирует. Однако же если спокойствие пролетариата нарушилось — вот тут никому не поздоровится.

Гвалт в зале дворянских собраний

Представим себе, что внутри нашей психики — в подкорке — заваривается какая-то каша, пролетариат проявляет недовольство: или какая-то потребность активизировалась (зарождается доминанта), или какой-то динамический стереотип нарушился (что, как вы догадываетесь, является серьезным «мотивирующим моментом»). Чем, собственно, пролетариат недоволен, сознанию и дворянам нашим, конечно, понять трудно, зачастую им и сам факт этого возмущения подсознания оказывается неведом. Дискомфорт есть, а в связи с чем — непонятно.

В зале дворянских собраний начинается паника… Рафинированные интеллигенты (наши убеждения и мировоззренческие установки), а также дамы напудренные в безумных кринолинах (это наши с вами переживания), позабывши о былом этикете и манерах, чуя рождающееся «внизу», «этажом ниже», «в подвале», в подкорке то бишь, возмущение, начинают лихорадочное движение. Пролетариат (разнообразные инстинкты, потребности и эмоции) — дикий и необразованный, бог знает чего перепугавшийся, но от шума наверху еще более очумевший, колотит со всей дури в свой потолок, их — дворянского собрания — пол, что, в свою очередь, производит на достопочтенную светскую публику активизирующее и одновременно парализующее действие. Мысли и переживания начинают носиться по зале своих «дворянских собраний», как угорелые, наскакивая друг на друга, сбивая прочую интеллигенцию и самолично сбиваясь в тесные кучки. Другие мысли и переживания, которые должны призывать всех к порядку и спокойно разбираться, в чем суть да дело (это здравый смысл и друг его — рассудок), напротив, впадают в полную каталепсию и, обездвиженные, глупо и бессильно взирают на происходящее безобразие.

Представим себе двух людей, вышедших со шпагами на поединок по всем правилам фехтовального искусства. Вдруг один из противников, почувствовав себя раненным, поняв, что дело не шутка, бросил шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Фехтовальщиком, требовавшим борьбы по правилам искусства, были французы; его противником, бросившим шпагу и поднявшим дубину, были русские. Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, поднималась, опускалась и гвоздила французов…

    Л.