– А ты отгонять станешь… Вместо Полкана.

Механик опять засмеялся.

– Садись, Андреич! Садись, – приглашал и меня и хозяев Батурин. – Если и не отдохнем, то хоть попаримся.

Батурин налил всем водки по граненому стакану и первым поднял свой:

– Ну, за самих себя.

Выпили все до донышка; даже хозяйка пила, хоть и морщилась и плевалась потом, приговаривая: «И кто ее выдумал? Чтоб ему в гробу перевернуться!»

Водка была теплой до тошноты, и я оставил полстакана.

– Андреич, ты что? Ай обиделся? – удивился Батурин.

– Да как-то боязнь – сразу и до дна, – попытался отшутиться я. – Надо сперва приглядеться к ней.

– Э-э, нет! Ее брать надо с ходу, штурмом. Иначе она тебя самого одолеет. Выпить стакан – одно дело, а растянуть его на двадцать два наперстка – совсем другое. Пей и не мешкай! А главное – закусывай, закусывай… Ешь сало! Ни один хмель тебя не возьмет.

– А я люблю витамином закусывать, – сказал механик, – томатным соком. Во! – он теперь тоже покраснел и на его крутом высоком лбу засверкали такие же бисеринки пота, а черные высокие волосы опали и залоснились.

– Сало полезней, – не сдавался хозяин.

– В сале нет витаминов, – сказал механик.

– Ну, если в свином сале витаминов нет, тогда я уж и не знаю… – обиделся хозяин.

– Ладно вам спорить, – сказал Батурин, наливая еще по стакану. – Мы пьем по науке: по полной и до дна. А кому наша наука не по нутру, пусть хлебает квас.

Возле дома остановилась машина. Хозяин выскочил в палисадник и через минуту вернулся с Семеном Семеновичем.

– Привет запорожцам от турецкого султана! – крикнул Семен Семенович с порога и начал декламировать знаменитое письмо запорожцев: – Який ты к черту лыцарь, що голою ж… ежаки не вбьешь…

– А, привет заслуженным артистам-гитаристам! – шумно приветствовал его Батурин. – Давай штрафной!

И сунул ему в руки стакан водки. Тот вытянул губы трубочкой, чмокнул стакан и продекламировал:

– Здравствуй, рюмочка Христова! Ты откуда? Из Ростова. – Потом дурашливо перекрестился: – Господи, не почти за пьянство, прими за причастие! – и выпил, картинно запрокидывая голову.

– О, видал, как работает? – обернулся ко мне Батурин. – Между прочим, он всю историю и географию знает наизусть. – Так рекомендовал мне Семена Семеновича, будто я видел того впервой.

Семен Семенович держался молодцевато для своих шестидесяти лет: всегда чисто выбрит, волосы волнистые, чуть с проседью, уложены так, будто он только что вышел из парикмахерской. Рубашечка белая под галстуком. Строен и сух. Вот что значит артист.

– Семен! – крикнул Батурин и опять подался ко мне: – Ты скажи гостю нашему, почему перестал в самодеятельности выступать?

Семен пошамкал губами, ухмыльнулся и сказал:

– Да он знает.

– Он знает, другие не знают. Расскажи!

– Народ больно грамотным стал, – поглядывая на меня, начал Семен Семенович, хоть я и не раз слыхал его откровение. – В Гордеево поехал с нашей самодеятельностью. А я делал объявление, за конферансье. Ну и объявил: сейчас я вам прочту стихотворение Александра Твердовского. Все засмеялись… И прозвали меня Твердовским. С той поры как выйду на сцену – кричат: «Прочти Твердовского!»

Все засмеялись.