|
Кроме того, на свете слишком много писателей. Все так заняты писанием и чтением, что не хватает времени думать. Вы, разумеется, возразите мне, что книга-воплощение мыслей, но это всего лишь газетная фраза. Вы убедились бы, как далеки от истины, если б Вы, старина, приехали сюда и по неделям, как это бывает со мною, проводили дни и ночи в обществе бессловесных быков и коров на подняв-шемся над равниной затерянном острове, подпирающем высокое небо. То, что человек думает, – действительно думает, – остается в нем и прорастает в тишине. То, что человек пишет в кни-гах, – это мысли, которые ему хотелось бы навязать людям». Бедняга Джефсон! Когда-то он казался многообещающим юношей. Но у него всегда были такие странные взгляды! Дж. К. Дж. Глава I Вернувшись как-то вечером домой от моего друга Джефсона, я сообщил жене, что собира-юсь писать роман. Она одобрила мое намерение и заявила, что нередко удивлялась, почему я раньше не подумал об этом. «Вспомни, – добавила она, – как скучны все нынешние романы; не сомневаюсь, что ты мог бы написать что-нибудь в этом роде». (Этельберта несомненно хотела польстить мне, но она всегда так небрежно выражает свои мысли, что смысл их бывает непоня-тен.) Однако когда я сказал ей, что мой друг Джефсон будет сотрудничать со мной, она вос-кликнула «о!» и в ее возгласе прозвучало сомнение; когда же я добавил, что Селкирк Браун и Деррик Мак-Шонесси тоже будут принимать в этом участие, она повторила свое «о!» тоном, в котором уже не звучало ни малейшего сомнения: из него явствовало, что ее интерес к возможно-сти осуществления этого замысла полностью улетучился. Мне думается, надежда на успех нашего предприятия несколько умалялась в глазах Этель-берты тем обстоятельством, что три моих соавтора были холостяками. В ней очень сильно пре-дубеждение против холостяков, как таковых. Мужчина, у которого не хватает ума, чтобы стре-миться к браку, или же тот, кто, желая вступить в брак, не обладает достаточной сообразительностью, чтобы осуществить свое намерение, либо слаб интеллектом, либо по при-роде порочен; первая особенность делает человека неспособным, а вторая непригодным к роли полезного соавтора. Я попытался втолковать Этельберте необычайные преимущества нашего плана. – Видишь ли, – пояснил я, – в рядовом романе читатель фактически получает мысли одного человека. А над Нашим романом будут работать сообща четыре умных человека. Это даст публике возможность ознакомиться с мыслями и мнениями всех четырех, уплатив цену, которую обычно спрашивают за изложение взглядов одного автора. Если английский читатель понимает свою выгоду, он заранее подпишется на нашу книгу, чтобы не пожалеть потом. Подобный случай может не представиться в течение многих лет. С последним соображением Этельберта охотно согласилась. – К тому же, – продолжал я, и мой энтузиазм вырастал по мере того, как я развивал эту те-му, – наше произведение будет поистине выгодным делом и в другом отношении. Мы не собираемся вкладывать в него повседневные заурядные мысли. Мы наполним этот единственный в своем роде роман всеми идеями и остроумными мыслями, которыми мы обладаем, если только книга будет в состоянии вместить их. Мы не станем больше писать романов. По сути, мы и не будем в состоянии сделать это, – нам больше не о чем будет писать. Наше творение явится чем-то вроде интеллектуальной распродажи. Мы попросту вложим в этот роман все что знаем. Этельберта поджала губы и пробормотала что-то, а потом заметила вслух, что, как она предполагает, больше одного тома нам и не создать. Я почувствовал себя оскорбленным скрытой насмешкой. Я указал ей, что уже существует многочисленный отряд специально обученных людей, занятых исключительно высказыванием неприятных мыслей по адресу писателей и их произведении, – обязанность, с которой они, на-сколько я могу судить, вполне в состоянии справиться без помощи представителей самодеятель-ности. |
