И весь город знает, что я всегда шучу. И я предупреждал, чтоб потом не было упреков. Но мне здесь верили точно так, как в наше светлое будущее. И я честно откатал спор. А откуда взялись эти гниды на бульваре, не знаю, клянусь здоровьем детей моих соседей. Ты же знаешь, Панич, что я всегда был сам по себе. Но теперь понимаю, что эти поздняковские ублюдки с легкой душой затрафаретили бы и меня. Вас есть за что, а меня? То есть не вас есть за что, а их… Словом, Панич, я могу быть в твоей команде. И это такое приобретение, что прямо-таки чистое золото, если говорить откровенно.
— На кой ты мне надо, — покривил душой Панич, потому что на его счету был уже каждый потенциальный человек.
Балабол понимал, что казнь начинает откладываться, и перешел от своей наглости в наступление.
— Я тебе не надо? Ну и хрен с тобой. Пусть поздняковские ублюдки берут твой музей на днях или раньше.
— Откуда знаешь? — отбил контратаку Панич.
— Подумаешь, мало ли чего я знаю. Я даже знаю, где твой «мерседес» стоит.
— И где он стоит? — загорелись глаза у Панича.
— Так ты мне не веришь? А это без шуток, — сел за стол хозяина квартиры наглый балабол и бросил на него ноги.
Панич не верил Акуле. Но ему очень хотелось снова любоваться закрытым в гараже от посторонних глаз «мерседесом». И он решился:
— Пойдешь с Коком и Санитаром. Вернете «мерседес», а там посмотрим.
— Ага, — не согласился с шефом рассудительный Санитар, у которого до сих пор ныл хребет после удара кастетом в историческом уголке города. — Мы куда-то попремся, а Макинтош нас там опять накроет.
— Правильно, — легко согласился теперь уже с подчиненным Панич, потому что папа с детства приучил его не писать в штаны и поддакивать. — Акула останется здесь. Если вы не вернетесь, тогда мы из него будем делать чучелу, без надежды на выставку в столице.
Коку и Санитару очень не хотелось выходить на улицу, несмотря на то, что Панич пылал за собственным лимузином. Акула понимал это, но тем не менее сказал:
— Знаете стоянку ниже Старопортофранковской? Найдете там вашу дрымбалку. Она накрыта здоровым чехлом с чудесным номером 13–13 ОЕЕ. А чтоб вы мне окончательно убедились, получите.
Балабол с супернаглым видом швырнул на стол ключи. Панич с большим удовольствием закатил балаболу оплеуху и тот сходу пошкрябал зубами паркет у комнате.
— Ах ты… — задохнулся в ярости Панич, приближаясь к нему с прыгнувшим в руку ножом.
— Перестань своих штучек, — завопил перепуганный Акула, — этот скот Макинтош заплатил мне немножко, чтоб я устроил туда лайбу. Откуда я знаю, чия она. А потом видно он и меня грохнуть хотел, чтоб молчал.
Панич безоговорочно поверил и такому заявлению. Чтобы поскорее выяснить для себя, как играть дальше, он рявкнул на Кока с Санитаром:
— Вы еще здесь?
И когда эта почти оперетточная парочка выскользнула за дверь навстречу бурям и опасностям, Панич повернулся к Акуле и подозрительно спросил его:
— Так что ты там ныл за музей?
* * *
Несмотря на страшные боли в паху, слабые ноги и колики в желудке, Лабудова подняло с койки чувство гражданского долга. Он без стука влез в кабинет главврача и обессиленно рухнул на стул.
— Значит так, — веско сказал Лабудов, с трудом ворочая челюстью, — мне нужно позвонить.
— Автомат в вестибюле, — буркнул врач бесплатно лечащемуся пациенту.
И тут Лабудов, набравшись сил, стал грозить благодетелю всех убогих страшными карами, вплоть до подрасстрельной статьи. |