– Ты ленив до невозможности, – сказал ему джинн, – подумай, из-за этого у тех троих с понедельника стало вдвое больше работы.

Сказав это, джинн уперся подбородком в кулак и стал мысленно говорить волшебные слова.

– Грб, – фыркнул верблюд.

– На твоем месте я не стал бы вечно повторять «грб», – заметил джинн, – мне кажется, ты и так слишком часто говорил это слово. Дудки, полно тебе лентяйничать; принимайся-ка за работу.

А верблюд опять сказал «грб», но едва он закрыл свой рот, как увидел, что его спина, которой он гордился, стала надуваться; она раздувалась все больше и больше, и на ней, наконец, образовался большой горб.

– Видишь, что у тебя на спине? – спросил его джинн. – Этот горб сел на твою спину, потому что с понедельника, то есть с того самого дня, в который началась общая работа, ты ничего не делал. Теперь тебе придется трудиться.

– Разве я могу работать с таким горбом на спине? – спросил верблюд.

– Это сделано тебе в наказание, – сказал джинн, – и все потому, что ты пролентяйничал три дня. Теперь ты получил возможность работать по три дня подряд безо всякой еды; тебя будет кормить этот горб. И пожалуйста, никогда не говори, что я ничего для тебя не сделал. Уходи из пустыни; отправляйся к тем троим и веди себя хорошо. Иди же.

И верблюд поднялся и пошел к троим, унося на своей спине свой собственный горб. С тех пор и до нынешнего дня верблюд его носит. Верблюд работает, много работает, но все не может наверстать тех трех дней, которые он пролентяйничал в самом начале мира, и до сих пор не научился вежливости.