Беспокойство тугим клубком залегло где‑то в левой стороне груди и больше не отпускало. В три часа в ординаторскую постучали. Я крикнула:
– Да.
Дверь открылась, заглянула Ася и сказала:
– Марина Сергеевна, тут родственник больного, спрашивает о состоянии…
– Проходите, – кивнула я, и он вошел.
– Здравствуйте.
Его глаза впились в мое лицо и проглотили его вместе с белой шапочкой на голове.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала я и стала перекладывать на столе бумаги. Мне требовалась как минимум минута, чтобы унять сердцебиение и прийти в себя. Тип, что сидел напротив, вызывал в моей душе смятение. Узкое лицо, узкие глаза, узкий рот. Хищный, как ястреб. Мне стало ясно: он именно тот, кого смертельно боялся мой подопечный.
Закончив с бумагами, я сложила руки, довольная тем, что они не дрожат, ободряюще улыбнулась и сказала:
– Я вас, слушаю.
– Меня интересует Стариков Юрий Петрович.
Я подняла брови.
– Стариков… ах, да, первая палата. Он поступил без документов и лежал, так сказать, безымянный. Нам пришлось обратиться в милицию. Одну минуту… – Я стала вновь перекладывать бумаги. Он пристально наблюдал за мной. Не взгляд, а луч лазера, – Вы родственник? – спросила я.
– Да.
– Близкий?
– Ближе у него нет.
– Что ж… буду с вами откровенна… – Я прочитала десятиминутную лекцию, обильно снабдив ее латинскими терминами.
Он мог понять одно слово из двадцати, если, конечно, не был врачом. Врачом он не был, он был убийцей, я это кожей чувствовала. Внимательно слушал, надеясь, что я подавлюсь очередным труднопроизносимый словом и скончаюсь от удушья. Подобные слова – мое хобби, от них я не умру, так же как от его взгляда, как бы он ни старался просверлить во мне основательную дыру. Для моей кончины требовалось кое‑что посущественнее.
Я обратила внимание на карман его пиджака. Он заметно оттопыривался и наводил на невеселые мысли. Я произнесла последнюю фразу, с сочувствием вздохнула и закрыла рот.
– Как он, доктор, выкарабкается? – разлепил узкие губы этот тип.
– Делаем все возможное, – пожала я плечами. – Но вы должны понять: врачи не боги. Он до сих пор не пришел в себя, и его состояние особого оптимизма не внушает.
– Но шанс есть?
Я опять пожала плечами.
– Шанс есть всегда. Более или менее значительный… В этом случае скорее менее… В общем, ничего обещать вам, к сожалению, не могу.
– Но надеяться‑то можно? – не унимался тип.
Я пожала плечами в третий раз.
– Чудеса еще случаются…
– А взглянуть на него я могу? – хищно спросил тип.
– Он в реанимации, доступ туда закрыт, но вы можете увидеть его в окно. Идемте, – сказала я и повела его к первой палате. Он торопливо заглянул в окошко. Стариков Юрий Петрович лежал неподвижно, с голубоватой бледностью в лице и плотно сомкнутыми веками. Гостю он, должно быть, понравился.
– Он неплохо выглядит, – заверила я.
– Да уж… – как‑то туманно ответил он, и мы пошли к выходу.
– А почему он к вам попал? – спросил тип. – Мы через «Скорую помощь» искали.
– Его доставила не «Скорая помощь», а какой‑то водитель на своей машине. Обнаружил на лесной дороге.
– Адрес оставил? – жестко осведомился тип и поспешно добавил:
– Надо бы отблагодарить человека. |