– Хорошо, я сообщу в милицию, они его разыщут.

Могу поклясться, он засмеялся.

– Послушайте, – попыталась я еще раз. – Этот человек, кто бы он ни был, вам не поможет. Вы перенесли тяжелую операцию и должны находиться здесь… – Тут мне пришлось заткнуться: он уже не слышал, впав в беспамятство.

Я же была в твердой памяти и здравом рассудке, по крайней мере, я так думала. А потому мне надлежало срочно решить, что делать. Может, я чересчур серьезно отношусь к его словам, но подобного бреда у больных мне раньше слышать не приходилось.

Конечно, разыскивать неизвестно кого в Цыганском поселке, куда даже днем порядочные люди старались не попадать, я не собиралась. Перевозить его сейчас просто нельзя. Мужик он живучий, но категория эта относительная и имеет свои пределы.

– Визитная карточка у тебя? – спросила я, отыскав Наташку.

– Ты имеешь в виду того типа из милиции?

– Его.

– Что, опять?

– Человек опасается за свою жизнь. Утверждает, что его здесь убьют. Я должна что‑то сделать.

– Конечно, – развела руками Наташка.

* * *

Солдатова Евгения Петровича, который наведывался к нам, застать не удалось. Трубку поднял мужчина, представившийся Олегом Эдуардовичем. С максимальной убедительностью я поведала ему свою историю, особо указав на то, что страх за свою жизнь не способствует скорейшему выздоровлению больного и меня, как врача, это беспокоит. В отличие от своего коллеги Олег Эдуардович оказался более любознательным.

– Он назвал свое имя?

Я немного растерялась: может, и назвал, только я не догадалась спросить об этом у Аси.

– Сейчас я разыщу сестру и узнаю, – виновато ответила я.

– Я подъеду через час, – заверил он и записал приметы моего пациента.

Приехал он через три часа, когда я уже перестала ждать и начала подбирать слова и выражения для очередного телефонного разговора. Олег Эдуардович, оказавшийся тридцатилетним жгучим брюнетом с карими глазами и ресницами до подбородка, вошел в ординаторскую и, предъявив удостоверение, спросил:

– Можно с ним поговорить?

– Попробуйте, – кивнула я, испытывая легкое удовлетворение от того, что кто‑то проявил должный интерес к моему «крестнику».

В палате Олег Эдуардович пробыл полминуты – больной спал, и беспокоить его я не позволила. Он посмотрел на бледное лицо, скользнул взглядом по наколке и кивнул.

– Вы его знаете? – не удержавшись, спросила я уже в коридоре.

– Еще бы, – вроде бы усмехнулся он. – Человек он у нас известный. И, честно вам скажу, избери вы в субботу другую дорогу, многим бы услугу оказали.

– Вы имеете в виду тех, кто хотел его убить? – сурово нахмурилась я.

Олег Эдуардович тяжело вздохнул.

– Человек этот стойкий противник законов и почти все успел нарушить. В общем, ценным членом общества его никак не назовешь. Сейчас в городе неспокойно, думаю, в результате очередной бандитской разборки он и заполучил пули. И если бы не вы… – В голосе его звучала печаль и горькая обида. На меня это произвело впечатление.

– И что теперь? – как можно ласковее спросила я.

– Ничего, – пожал он плечами. – Лечите. Такие обычно живучие.

– Он боится, что его убьют, – напомнила я.

– В больнице? Это вряд ли… дождутся, когда выйдет, вот тогда может быть…

Я добавила в голос ласковости:

– Вы меня не поняли.