Прекрасному настроению не мешало даже то, что в тот день выходил августовский номер.

Пусть уж скорее мой явно несексуальный очерк о Коуле Бранноне поступит в продажу и вся эта история закончится. Надеюсь, хоть тогда перестану о нем думать, а то вся извелась, что он не дает о себе знать.

К двенадцати тридцати первые экземпляры, которые обычно привозили стопками по двадцать пять штук, еще не поступили, и, особо о них не беспокоясь, я решила пойти на ланч.

Уже заплатив за салат в пластиковом контейнере, я сидела за микроскопическим столиком в кафе «Париж» на углу Бродвея и Сорок пятой улицы, когда на мобильный позвонила Уэнди.

– Думаю, тебе стоит вернуться, – без всякой прелюдии заявила подруга.

Голос ее дрожал, и в безобидных словах мне сразу почудилось что-то зловещее.

– В чем дело? – спросила я, опасаясь, что они поссорились с Жаном Мишелем: уж слишком все было гладко и безоблачно.

– Ты сейчас где? – вместо ответа спросила она.

– В кафе «Париж». Так мне возвращаться?

– Встречаемся во дворе за зданием редакции. Приходи скорее, я уже спускаюсь.

И, не дав мне ничего сказать, подруга отсоединилась.

С бешено колотящимся сердцем я швырнула в урну недоеденный салат, схватила сумочку и бросилась вон из кафе. Дожидаясь, когда на светофоре загорится зеленый, я заметила Уэнди с развевающимися на ветру морковными кудрями. В руках у нее журнал, судя по всему августовский «Стиль». Не замечая меня, она нервно расхаживала взад-вперед.

Я неслышно подошла к ней сзади.

– Привет!

Перепугавшись, она чуть не подпрыгнула, обернулась и затравленно на меня посмотрела.

– Так из-за чего такая спешка?

Чуть ли не впервые со дня нашего знакомства Уэнди не улыбнулась в ответ. Глядя на ее нервозное состояние, серьезное лицо и перепуганные глаза, я почувствовала, как начинает сосать под ложечкой. Понимая, что напряжение исходит от журнала, я попробовала рассмотреть обложку, но та была слишком далеко.

Да, ничего хорошего мне это не сулит.

– Давай присядем, – предложила Уэнди и за руку повела меня к большой бетонной чаше для цветов.

Кое-как послушно примостившись, я стала ждать объяснений.

– Ты в порядке? – спросила я.

Будто решив смириться с судьбой, она подняла глаза и сунула мне «Стиль».

Иногда в кино, прежде чем случится что-то страшное, герои начинают видеть все в замедленном темпе. В человека стреляют из пистолета, и, перед тем как упасть замертво, он наблюдает за летящей пулей и успевает критически оценить свою жизнь. В лимузин новобрачных вот-вот врежется поезд, а они сидят, завороженно глядя на несущуюся на них махину. Кажется, у них предостаточно времени, чтобы спокойно выбраться из салона и скатиться по насыпи. Девушку сталкивают с моста, и, падая в воду, она ухитряется разглядеть буруны и скрывающуюся в прозрачной глубине рыбу.

Когда я впервые взглянула на обложку августовского «Стиля», мне тоже показалось: время превратилось в тягучую патоку. Считанные секунды ушли на то, чтобы прочитать анонс, и все вокруг будто замерло, а стучащая в ушах кровь вытеснила обычные звуки летнего дня: болтовню театралов, спешащих на дневное представление в «Винтер-Гарден», гул машин, нетерпеливо ползущих по Бродвею на юг. Вместо шума – давящая на виски тишина.

– Клэр! Клэр!

Взволнованный голос Уэнди доносился будто издалека.