– Поговорили, – кивнул Лаврик. – А теперь пришла пора и о новых временах поговорить. Живет себе в Крыму свежеиспеченная пенсионерка, уютно живет, спокойно, никто в ее отношении так и не питает никаких подозрений – я проверял. И внезапно срывается с места, перебирается за тридевять земель в места, где никогда прежде не бывала... Просто так? Ни с того ни с сего? Охота к перемене мест вдруг накатила?

– А что, это преступление – переехать из одного места в другое? Радикулит. Врачи рекомендовали сменить крымский климат на здешний.

– Брехня, – спокойно сказал Лаврик. – Проверяли. Никогда вы с радикулитом не обращались, и ни один врач не советовал климат переменить...

Не похоже было, чтобы это особенно ее смутило. Она пожала плечами:

– Ну, соврала. К мужику приехала. Который отсюда уезжать ни за что не хочет. Мне еще не семьдесят лет, личную жизнь хочется устроить...

– А имя-фамилию, конечно же, не скажете?

– Конечно, не скажу, – спокойно ответила тетя Фая. – На личную жизнь имею право. Не хватало еще, чтобы вы и его стали таскать.

– А вот интересно, зачем Вере соврали про звонок от мужа?

– Успокоить хотела. Мается девушка... У вас все, ребята? Я так понимаю, предъявить мне больше нечего? Грехи молодости амнистия погасила, а переезжать из одного места в другое закон не запрещает.

– Держитесь вы прекрасно, признаю... – сказал Лаврик.

– Костенька... Меня в ОВРА допрашивали. Меня в пятьдесят втором пытался зацепить один эмгзбэшник... а это были вол чары, извини уж, не тебе чета. В ОВРА могли начать пытать всерьез, в пятьдесят втором могли и ребра посчитать, а ты меня и газетой хлопнуть не можешь, да и бумажки у тебя в папке – протухшие. Зачем же мне тебя бояться?

– Ну ладно, – сказал Лаврик, ничуть не выглядевший побежденным. – Будем считать, что это было долгое, затянувшееся вступление, когда мы пробовали друг друга на прочность... А вот теперь пошел насквозь деловой разговор. Здесь, в маленьком тихом городке, происходят очень странные вещи вокруг Еремеевых... которые и не с Урала вовсе, и проектируют у себя отнюдь не холодильники и не сенокосилки. И у меня есть сильные основания думать, что вас, дражайшая тетя Фая, сюда кто-то послал. Для участия в событиях. Я еще пока никого не взял, но вот-вот возьму. И появятся люди, которые о вас смогут рассказать кое-что интересное.

– Вот когда появятся, тогда и приходи.

– А я могу и вообще не приходить, – сказал Лаврик с ангельской улыбкой. – Необходимости нет. – Он чуть наклонился вперед. – Я просто тебя, тетя Фая, буквально через пару суток начну гонять по великому и необъятному Советскому Союзу, как зайца по полям. Дело-то в том, что я тебя как раз могу хлопнуть газетой. В переносном смысле, конечно. Вот представь: где-нибудь послезавтра в местной и даже не в районной, а для солидности в краевой газете появляется статья под излюбленной журналистами рубрикой: «люди необычной судьбы». И там подробно излагается твоя путаная биография. Сотрудница метеостанции, поставлявшей сводки итальянским торпедным катерам, вообще боевым кораблям. Стукачка итальянского гестапо. И городок будет назван, и улица, и фамилия-имя-отчество. И все «протухшие» документики, что у меня в папке, будут цитироваться крайне обильно.