– Коньяку дайте, – послышался шелестящий голос тети Фаи.– Там, в серванте бутылка...

– Извольте, – хмыкнул Лаврик.

Прошел к серванту и вернулся с рюмкой коньяку, непринужденно пояснил:

– Я там налил самую большую, какую нашел, грамм на сорок. Закуски на кухне поискать? Или она в такой ситуации ни к чему?

Она тусклым голосом произнесла фразу на каком-то певучем языке, скорее всего, итальянском.

– Нихт ферштеен, – поднял брови Лаврик.

– В переводе на русский – засунь закуску себе в... Дай сюда, – она забрала рюмку у Лаврика и лихо опрокинула, не закашлявшись. Вытащила из кармана домашнего халата пачку турецких сигарет.

– Вот это дело, – сказал Лаврик. – Тогда уж и мы закурим, а то раньше без позволения хозяйки неудобно было как-то...

Он принес с серванта большую хрустальную пепельницу, и они с Мазуром задымили вслед за хозяйкой. Ее лицо медленно приобретало почти нормальный цвет.

– Что мне надо сделать, чтобы... – произнесла она, ни на кого не глядя.

– Как сказали бы в Одессе, сделать надо сущих пустяков, – заявил Лаврик. – Добросовестно и подробно рассказать, как произошло, что вы сорвались из Крыма и приехали сюда. Кто потребовал, что поручил... Напоминаю, закон гласит: не подлежит ответственности гражданин Советского Союза, завербованный иностранной разведкой, если он не выполнил ее поручений и заявил о происшедшем в органы государственной безопасности, – он усмехнулся. – Даже если вы и успели что-то такое сделать, я на это закрою глаза. Потому что вряд ли вы сделали что-то серьезное. Так что сидеть не придется – если после нашего разговора здесь же напишете явку с повинной. Не Госстрах, письменных страховых полисов не выписываю, у меня только слово офицера... Итак?

– Ну да, он ко мне пришел...

– Кто?

– Мужчина, судя по всем признакам, – огрызнулась тетя Фая. – Никогда его раньше не видела. Лет примерно...

– Это вы все потом напишете, – прервал Лаврик. – Ключевое слово «пришел». И дальше что?

– Он мне показал несколько фотокопий, как вы только что. У вас там, – она показала на папку Лаврика, – явно копия моего обязательства. У него был оригинал. И несколько моих донесений, моим почерком написанных. И рассказал всю мою крымскую эпопею – с подробностями, которых вы явно не знаете. И так же, как вы, пригрозил газетой. Только иначе, сказал, что сначала это как сенсацию преподнесут итальянские газеты, а потом они сделают так, чтобы эти статьи попали в Советский Союз: с фамилией-именем-отчеством, с указанием города, где я живу, с подробным рассказом о моей службе у итальянцев. Выходит, ОВРА свои бумаги не сожгла, а вывезла. Ну, время было... Сказал, как вы: найдут, куда бы ни попыталась скрыться... если удастся скрыться. – Она горько усмехнулась. – В общем, у вас с ним было много общего в методах убеждения... А потом предложил выход: они меня навсегда оставят в покое, если я им окажу одну-единственную услугу. Но сначала потребовал, чтобы я своей рукой написала что-то вроде заявления... или показаний. Как я попала к итальянцам, где работала, как связалась с ОВРА... Я написала – выбора не было. Тогда он рассказал, что мне предстоит сделать. Продать дом, переехать сюда и купить этот дом. Назвал человека, который мне поможет. Это...

– Потом напишете. Дальше.

– Четырехместный домик я в августе могу сдавать кому угодно. А вот двухместный следует обязательно сохранить за Вадимом и Верой Еремеевыми, которые мне еще в начале лета обязательно напишут – как делали уже два раза, когда был жив прежний хозяин. Я должна была наблюдать и за ними, и за теми, кто поселится в четырехместном – кто приходит и к тем, и к другим, о чем говорят, если удастся подслушать.