– Это вроде морского гребешка, если ты любишь всякую морскую живность.

– Люблю, – сказал Мазур.

Чокнулся с ней, отпил полстакана, подцепил вилкой ломтик, сунул в рот – и сразу узнал вкус, в самом деле недурной. Ухмыльнулся про себя: красотка Алина собиралась развлечься по полной программе. Представления не имея, что их со свойствами этого деликатеса как-то познакомил доктор Лымарь. Вареная нога рапаны – больше ничего у этого моллюска и не едят. Мало того, что хорош на вкус, да вдобавок, как бы поделикатнее выразиться, мужик после доброй порции до утра не угомонится...

Судя по прислоненной к спинке кресла гитаре, романтику следовало потреблять полными поварешками. Ну что ж, Мазур и это умел. Взял гитару, убедился, что настроена, и выдал с перезвоном недавно слышанное от Лымаря:

– Это школа Соломона Бляра,

Школа бальных танцев, вам говорят.

Дее шаги налево, две шаги направо.

Шаг вперед и два назад.

Кавалеры приглашают дамов!

Там, где брошка, там перед.

Две шаги налево, две шаги направо

Шаг назад и поворот.

Кавалеры, не держите дамов

ниже талии, вам говорят.

Это неприлично, негигиенично

и несимпатично, вам говорят...

Алина смеялась, лежа на широкой тахте в вольной, но никак не вульгарной позе, открывавшей многие ее достоинства. Мазур выкладывался в творческом экстазе.

– Вот вечно вы так, моряки, – сказала она наконец, – нет, чтобы спеть что-нибудь лирическое, вечно вас на пошлости тянет...

– Ну, мне простительно, – сказал Мазур. – Я моряк наполовину сухопутный. А, впрочем, как угодно даме...

Он повернул парочку колков, ударил по струнам:

– У реки, у речки рос кудрявый клен.

В белую березу был тот клен влюблен,

И когда над речкой ветер затихал,

клен своей соседке тихо напевал:

белая береза, я тебя люблю,

протяни мне ветку нежную твою!

Без любви, без ласки пропадаю я,

белая береза, милая моя..

– Вот это уже совсем другое настроение, – сказала Алина, щурясь. – Пусть и не морская, но лирика...

И посмотрела так, что после этого оставалось только встать и подойти к ней. Ну, он и подошел...

...Драйтон теснил его к борту, делая быстрые выпады длинным узким кинжалом – а Мазур почему-то отступал и отступал, даже не пытаясь перейти в атаку или выбить нож. А это было хуже всего – потому что там, в синей прозрачной воде, у самого борта лежал Большой Музунгу, только и ожидавший, когда спина Мазура покажется над планширом яхты. Самое жуткое – Мазур отчего-то так и не мог понять, есть у него в руке нож или нет...

– Ты же мертвый, – выдохнул он, едва не пропустив очередной удар. – Ты же на дне...

– Да пустяки какие, – ухмыльнулся Драйтон своей нагловатой ослепительной улыбкой. – Скучновато на кладбище, потом сам поймешь...

И тут он Мазура все-таки достал – не ножом, а рукой, по правой скуле, и по левой, и еще раз крест-накрест...

Мазур дернулся, открыл затуманенные глаза и вопреки давней привычке практически моментально привязывать себя к реальности, не сразу понял, где он и как вокруг обстоят дела.

Разумеется, не было никакого Драйтона, одного из тех, кого однажды море приняло навсегда. Просто-напросто сидевший в изголовье тахты человек не особенно и сильно, методично похлопывал его по щекам. Знакомый человек, как же. Из тех, кого бы век не видеть, особенно теперь...

– Ну, прочухался, кот ученый? – Жора безмятежно улыбался. – Как она, головка, немного бо-бо? Ну, извини уж, такой расклад вышел... Самочувствие, спрашиваю, как?

Алины нигде не было видно.