Наконец, я вижу издали блестящий русый хвостик, ее позу, изящную как асана, но боюсь смотреть ей в лицо. Боюсь, что когда наши взгляды встретятся, все нахлынет с новой силой и я вновь почувствую запах, услышу бульканье воды в аквариуме.

Каково это – быть ею?

Но когда она оборачивается… должна ли я была знать, что так и будет?

Ее глаза скользят по мне не останавливаясь, будто нет у нас никакой общей тайны, тем более такой.

О, эта ледяная невозмутимость. Она ошеломляет. Наглоталась успокоительных, не иначе. И я начинаю выискивать малейшую заторможенность в ее речи, в движениях. Но не уверена, что нахожу.

Она, как обычно, стоит со своей папкой, красной гелевой ручкой – щелк-щелк-щелк – и отмечает галочками упражнения, одно за другим: рондат, сальто, переворот с опорой на руки, фляк назад.

Два часа кувырков. Лучший способ отвлечься.

Мы делаем сальто за сальто, переворот за переворотом, переходы, поддержки. Наши тела складываются пополам. Я страхую Рири и смотрю на девчонок, выстроившихся за ней следом. На душе у меня спокойно, в груди тепло. Все-таки есть в жизни порядок.

Взять мое тело: оно умеет сгибаться и распрямляться, взлетать и приземляться, я становлюсь неуязвимой; в глазах уже нет страха, он не может мне навредить. Мое тело непобедимо и принадлежит только мне.

Страхуя Рири в последней серии упражнений, я вижу Бет в спортивных шортах, лениво околачивающуюся у раздевалки.

Это зрелище выбивает меня из колеи, но я встряхиваю головой и сосредотачиваюсь на ярко-розовых ромашках, что мелькают перед глазами всякий раз, когда у Рири задирается юбка.

Почему всегда кажется, что у других девчонок трусы прикольнее, чем у тебя?

– Так, теперь «скорпионы», – объявляет тренерша.

Мы тихо стонем. Рири жалуется, что сегодня «совсем деревянная», но на самом деле она не может сделать «скорпиона» – по крайней мере, приличного – потому что для этого нужно быть маленькой и компактной. Почти как я. Когда-то я умела. И сейчас могу. Мышечная память.

Делать «скорпиона» меня научила Бет. Помню, она взяла мою левую ногу, медленно отвела назад и стала поднимать все выше и выше, пока стопа наконец не коснулась поднятой руки. Пока все тело не вытянулось в одну длинную прямую линию.

Она всех нас научила его делать, пока была настоящим капитаном. Мы привязывали к щиколотке собачий поводок и подтягивали за него ногу. На матче с «Кентаврами», когда я впервые подтянула стопу почти к затылку и выпрямилась, меня пронзила такая ошеломляющая боль, что звезды перед глазами завертелись.

После матча Бет купила мне розовый камуфляжный поводок, на котором блестками было вышито мое имя.

И вот я делаю «скорпиона», чувствую, как напрягается и расслабляется мое тело – живое и безупречное.

Закрыв глаза, я почти вижу звезды.

А открыв, замечаю, что тренер улыбается мне по-настоящему, искренне, а Бет стоит у входа в раздевалку, смотрит на меня и кивает. И я обо всем забываю. Просто забываю и все.

Тренировка закончилась, почти стемнело, мы с тренером едем домой и пытаемся разобраться в том, во что влипли.

– Мне сообщил Джимми, рядовой Тиббс. Хотел, чтобы я узнала от него.

Сегодня после обеда он ездил к нему и попросил управляющего открыть дверь.

Я молчу и чувствую, что она смотрит на меня и ждет. Потом говорю:

– А что именно он тебе сказал?

Она отворачивается и смотрит на дорогу.

– Сказал, что с сержантом случилось несчастье. Потом отошел куда-то и долго не возвращался. Я ждала. Почти забыла, что и так знаю, – она помолчала. – И хорошо, наверное. Когда он наконец мне сказал, голос у меня, кажется, и впрямь звучал удивленно.