– А как же Андрей? – с ужасом я посмотрел на все еще сестру. – Он мне не брат?!

– Нет. Он твой дядя.

– А как же папа?

– У тебя другой папа. Его зовут Олег. Ты видел его на свадьбе.

Единый мир, в котором я был молекулой, распался. Распался Эдем. То, что его скрепляло, исчезло. Меня накормили яблоком познания, и я стал человеком. Но не это яблоко отравило меня.

* * *

...Зимой я жил с новыми родителями, а летом, когда они уезжали на полевые работы, возвращался к бабушке. Иногда меня брали в горы, на геологоразведку, и мы долго ехали с мамой Леной по глубоким ущельям, ехали в кузове грузовика, полном разных людей, ехали в кузове грузовика, так спешившего, что люди писали на ходу через задний борт.

Кроме этого я помню, как мыл полы в землянке, в которой мы жили, и первые слезы беспомощности. Меня привезли в горы, и через день мама с отцом ушли на работу; оставшись один, я подошел к доброму человеку, курившему на завалинке, и стал спрашивать, куда это уходят мои родители. Человек сказал, что они лазают на высокие и опасные горы, потом опускаются в глубокую, темную шахту и работают там до изнеможения. И потому мне надо им помогать.

Впечатленный, я пошел в землянку, постоял посередине и придумал мыть полы. Способ, которым пользовалась мама, показался мне излишне трудоемким и, решив его усовершенствовать, я вылил воду из ведра на пол. И скоро понял, что к приходу родителей поместить воду обратно в ведро совершенно невозможно. Когда пришла мама Лена, я, весь мокрый, возил тряпкой по полу, слезы, лившиеся из глаз, сводили всю мою работу на нет.

Папа Олег меня терпел. Сейчас, прожив жизнь и много на веку увидев, я стараюсь быть благодарным ему, узнавшему о моем статуте лишь через год после женитьбы.

Он многое мне дал. Он не пил, не курил, не развлекался, как все. Он всегда и везде работал. Учил английский, смотрел в микроскоп, читал научные книги, писал статьи и диссертацию. Как-то он сказал – после того, как мать попросила уделять мне время, – что каждый человек должен вести дневники, сам обрезать себе ногти, читать Маяковского, Ильфа-Петрова и другие нужные книги. И что говорить "Будьте здоровы!" чихнувшему некультурно. Отчим все знал, был сдержан и немногословен.

Несколько раз он говорил, что плохое поведение может привести меня в детский дом. Несколько раз безжалостно бил. Однажды на кухне я хлебнул воды прямо из чайника.

– Что ты делаешь!!! – вскричал он, краснея от злости. – Это негигиенично, через носик можно передать инфекцию!

От обиды я расплакался и, совершенно потерявшийся, отпил вновь. Этот моторный поступок был квалифицирован им как наглый и вызывающий, и лицо мое обожгла пощечина.

Повлиял отчим и на учебу. Долгое время я был завзятым троечником, и все из-за нескольких его слов. Однажды в первом классе, недовольный – он всегда выглядел недовольно-сосредоточенным, он пришел взять меня из школы. Я подбежал к нему, крича:

– Папа, папа, я четверку получил!

И услышал холодно-презрительное:

– Очень плохо. Лично я получал одни пятерки.

Я надолго – класса до шестого – потерял интерес к учебе.

* * *

Впервые я понял, что можно быть плохим и хорошим по определению в доме его матери. С ней жил сын Игорь, единоутробный брат отчима и мой одногодка. Знакомя нас, папа Олег сказал, что Игорь, в отличие от меня, аккуратен, послушен, хорошо учится и прекрасно играет в шахматы. Я предложил умнику сыграть партию и к своему удивлению довольно легко выиграл.

– Все равно он играет лучше, – буркнул отчим, убедившись, что король белых сложил полномочия в силу объективных обстоятельств.