К Богу. К совершенству. Но чудес не получалось, и люди не проникались моими словами. И ненавидели. Как Надя, как Житник, как Света, Вера Зелековна, сын. Ненавидели за то, что толкал их к Богу, к божественному.
Люди не слышат. Они погружены в себя. Они открывают сердца лишь лжецам и презирающим.
Сотрудник известного издательства сказал мне: – Не грузи народонаселение, не пытайся их изменить. Они – мразь. Если мы напечатаем календарь сорок девятого года, они будут его покупать, и будут читать, и будут передавать его друзьям и знакомым с похвальными словами, потому что нам верят, потому что мы – ИЗДАТЕЛЬСТВО!
Да, им верят. Потому что они говорят то, что покойно слышать, то, что погружает в океан бездумности. И еще они – профессионалы, они знают, что читать календарь, читать цифры и знакомые слова, так же полезно, как питаться по часам и жить с женой и еще одной женщиной по сетевому графику.
* * *
Когда Христос родился, пришли волхвы и сказали, что родился Царь всех времен и народов.
Волхвов на всех не хватает, не пришли они и ко мне. И к вам.
А если бы пришли и сказали вашей маме, что родился Царь всех времен и народов? Она бы поверила? Нет. Она не поверила, и вы стали человеком.
Почему не приходят волхвы? А если бы они приходили? К каждому Христу? То есть к каждому новорожденному?
То-то ж!
К тому же много Иродов.
У каждого Христа свой Ирод.
Мать Мария говорила сыну. Иисусу: "Выкинь это из головы, не позорь нас".
И каждый, почти каждый Ирод добиваются своего.
* * *
Христос пострадал за человечество. Он взял на себя грехи всех людей.
И я страдал за чужие грехи. Пусть по мелочи, но страдал.
* * *
Христа хранил Бог.
Всю жизнь я многократно и чудесным образом избегал гибели. "Мне кажется, что кто-то там, наверху, хорошо ко мне относится", говорил Малаки Констант из "Сирен Титана" Курта Воннегута". Я тоже так думаю, потому что падал в пропасть, и даже не поцарапался.
Это падение я вижу воочию.
* * *
"Кол Будды".
...Семьдесят седьмой, разморенный день устало остывает в прохладный вечер.
Спускаюсь по скалистому отрогу. За спиной винтовка.
Высматриваю сурка.
Вон! Сидит у края – большой! <P.S.>Рыжий, как золото! </P.S.>
Вдарил.
Попал!!!
Сейчас упадет!
Бросаюсь.
Он падает – в обрыв.
Пытаюсь схватить.
И, черт, сорвался. Без вариантов. Все!
Нет – Око открылось!
Мир замер Я повис. Голова внизу, ноги – в небе. Увидел скалу. Внизу – глыбовая осыпь.
Око, моргнув, закрылось, и я ожил. Полетел, куда надо... Ударился ладонями об узкий карниз. Руки пружиной оттолкнулись. Сами. А тело – в сальто. И я – уже я – стою на ногах. на следующем карнизе. Карнизе шириной в ладонь.
За всю жизнь я не сделал ни одного сальто, не та конституция.
До сих пор не могу поверить, что это случилось! Кто-то другой, не я, владел моим телом, кто-то другой перевернул в полете мое тело, перевернул как ребенок, изображая падение скалолаза, перевернул бы изображающую его куклу.
Осознав постороннее воздействие, я вспомнил недельной давности случай в забое – он взорвался, лишь только я его покинул. Вспомнил и увидел суть.
Меня спас не компас, за которым я пошел, меня спасла сила, толкнувшая к нему. Я чувствовал эту силу, силу взгляда (Ока?) всей душой, всем телом. Она оживляла темноту штрека, как кислород оживляет воздух. Я был в ней, как плод в матери. Она же была в рассечке, обвалившейся неделей позже. Она меня вытолкнула за секунду до смерти. До смерти рассечки.
А ночью на перевале 3700? Около часа я шел по глубокому снегу, шел с закрытыми глазами, шел полностью отключившись. |