Изменить размер шрифта - +
К Богу. К совершенству. Но чудес не получалось, и люди не проникались моими словами. И ненавидели. Как Надя, как Житник, как Света, Вера Зелековна, сын. Ненавидели за то, что толкал их к Богу, к божественному.

Люди не слышат. Они погружены в себя. Они открывают сердца лишь лжецам и презирающим.

Сотрудник известного издательства сказал мне: – Не грузи народонаселение, не пытайся их изменить. Они – мразь. Если мы напечатаем календарь сорок девятого года, они будут его покупать, и будут читать, и будут передавать его друзьям и знакомым с похвальными словами, потому что нам верят, потому что мы – ИЗДАТЕЛЬСТВО!

Да, им верят. Потому что они говорят то, что покойно слышать, то, что погружает в океан бездумности. И еще они – профессионалы, они знают, что читать календарь, читать цифры и знакомые слова, так же полезно, как питаться по часам и жить с женой и еще одной женщиной по сетевому графику.

 

* * *

Когда Христос родился, пришли волхвы и сказали, что родился Царь всех времен и народов.

Волхвов на всех не хватает, не пришли они и ко мне. И к вам.

А если бы пришли и сказали вашей маме, что родился Царь всех времен и народов? Она бы поверила? Нет. Она не поверила, и вы стали человеком.

Почему не приходят волхвы? А если бы они приходили? К каждому Христу? То есть к каждому новорожденному?

То-то ж!

К тому же много Иродов.

У каждого Христа свой Ирод.

Мать Мария говорила сыну. Иисусу: "Выкинь это из головы, не позорь нас".

И каждый, почти каждый Ирод добиваются своего.

 

* * *

Христос пострадал за человечество. Он взял на себя грехи всех людей.

И я страдал за чужие грехи. Пусть по мелочи, но страдал.

 

* * *

Христа хранил Бог.

Всю жизнь я многократно и чудесным образом избегал гибели. "Мне кажется, что кто-то там, наверху, хорошо ко мне относится", говорил Малаки Констант из "Сирен Титана" Курта Воннегута". Я тоже так думаю, потому что падал в пропасть, и даже не поцарапался.

Это падение я вижу воочию.

 

* * *

"Кол Будды".

...Семьдесят седьмой, разморенный день устало остывает в прохладный вечер.

Спускаюсь по скалистому отрогу. За спиной винтовка.

Высматриваю сурка.

Вон! Сидит у края – большой! <P.S.>Рыжий, как золото! </P.S.>

Вдарил.

Попал!!!

Сейчас упадет!

Бросаюсь.

Он падает – в обрыв.

Пытаюсь схватить.

И, черт, сорвался. Без вариантов. Все!

Нет – Око открылось!

Мир замер Я повис. Голова внизу, ноги – в небе. Увидел скалу. Внизу – глыбовая осыпь.

Око, моргнув, закрылось, и я ожил. Полетел, куда надо... Ударился ладонями об узкий карниз. Руки пружиной оттолкнулись. Сами. А тело – в сальто. И я – уже я – стою на ногах. на следующем карнизе. Карнизе шириной в ладонь.

За всю жизнь я не сделал ни одного сальто, не та конституция.

До сих пор не могу поверить, что это случилось! Кто-то другой, не я, владел моим телом, кто-то другой перевернул в полете мое тело, перевернул как ребенок, изображая падение скалолаза, перевернул бы изображающую его куклу.

Осознав постороннее воздействие, я вспомнил недельной давности случай в забое – он взорвался, лишь только я его покинул. Вспомнил и увидел суть.

Меня спас не компас, за которым я пошел, меня спасла сила, толкнувшая к нему. Я чувствовал эту силу, силу взгляда (Ока?) всей душой, всем телом. Она оживляла темноту штрека, как кислород оживляет воздух. Я был в ней, как плод в матери. Она же была в рассечке, обвалившейся неделей позже. Она меня вытолкнула за секунду до смерти. До смерти рассечки.

А ночью на перевале 3700? Около часа я шел по глубокому снегу, шел с закрытыми глазами, шел полностью отключившись.

Быстрый переход