— Готовьтесь, — сказал Жакомо, — мы отправляемся.

— Когда? — вскричали бандиты.

— Сегодня ночью, — ответил Жакомо.

— Вы нашли выход?

— Да.

Лица всех сразу оживились, так как никто не усомнился в том, что говорил атаман. Мария поднялась и, подставляя своего ребенка Жакомо, произнесла:

— Поцелуй же его.

Жакомо поцеловал ребенка с видом человека, который боится малейшего проявления публично своих чувств, затем протянул руку по направлению к востоку.

— Через полчаса наступит ночь, — сказал он.

Каждый осмотрел свое оружие, заготовил патроны.

— Идем, — сказал Жакомо.

И они пустились в путь, дорогой тяжелой и до такой степени узкой, что один человек смело мог бы защищать ее против десяти. Эта дорога вела к подножию горы, на которой укрывались бандиты. В конце ее был устроен полковником караул, а в ста шагах поставлен часовой. Атаман, шедший впереди, повернулся и потребовал молчания таким повелительным тоном, который ясно говорил, что любой может лишиться жизни в случае неисполнения приказания. Все затаили дыхание. Как раз в этот момент заплакал ребенок. Жакомо обернулся, его глаза сверкнули в темноте, как у тигра. Мария дала ребенку грудь, ребенок жадно к ней приник и замолчал. Шествие продолжалось. Но не прошло и десяти минут, как ребенок снова издал крик. Жакомо испустил нечто вроде рычания, которое ни сам он, ни его шайка не смогли бы передать словами, до того услышанное походило скорее на звериный крик, чем на человеческий голос. Мария, трепеща, приникла своими губами к губам ребенка. Сделали еще несколько шагов, но ребенок, мучимый голодом, опять принялся плакать. Одним прыжком Жакомо очутился возле Марии, вырвал из ее рук ребенка и размахнувшись, как пастух своей пращой, разбил ему голову об дерево.

Мария мгновение стояла смертельно бледная, с вставшими дыбом волосами, с остановившимися от ужаса зрачками, затем, наклонившись, коротким, механическим движением подняла изувеченный труп ребенка, положила в свой фартук и продолжала следовать за бандой.

Достигнув отвесной части горы, бандиты осмотрелись с беспокойством. Все они отлично знали это место и нередко, с тех пор как их начали преследовать солдаты, кто-нибудь из них наведывался сюда, измерял взглядом открывавшуюся перед ним пропасть и определял расстояние, отделявшее его от соседней горы, где было спасение, но затем возвращался, задумавшись, с поникшей головой, под тяжестью мысли, что нельзя, подобно серне, сделать такой прыжок

У этой-то пропасти и остановился теперь Жакомо. Бандиты тотчас же образовали полукруг около этого человека, гений которого всегда находил выход из любого положения, который и в настоящий момент, без сомнения, уже приготовил какой-то новый способ для избавления их от опасности.

И действительно, казалось, ни минуты не был в замешательстве Жакомо. Он привязал один конец веревки к руке одного из бандитов, а другой прочно укрепил на середине взятой им с собой палки с железным наконечником, а затем метнул, как дротик, палку через пропасть.

Бандиты, привыкшие различать во тьме ночи не хуже, чем при свете дня, проследили полет копья. Оно прошло между двумя дубами-близнецами, которые сплелись на противоположном плато, и, задрожав, вонзилось в землю. Жакомо отвязал веревку от руки бандита. Тотчас же, дергая за веревку, он вытащил из земли железный наконечник палки и, потянув к себе, дотащил палку до деревьев, где, встав поперек, она застряла. Жакомо неистово потянул, но палка держалась крепко.