— «…что они умерли не напрасно…»

Доктор стоял на пьедестале памятника павшим в Гражданскую войну, украшенном флагами, и смотрел на ряды выщербленных надгробий, словно главнокомандующий в полной униформе.

— «…что, даст Бог, эта нация…»

Почетный караул джексбергского поста Американского легиона вытянулся по стойке «смирно» между мэром и публикой. В руках группы легионеров, стоящей лицом к могилам, были старинные снайперские винтовки.

— «…и это государство…»

Позади мэра стоял «генерал» Зэк Бигелоу, прямой, как дуло винтовки, с вещевым мешком, прикрепленным к синему мундиру.

— «…не исчезнут с лица Земли».

Старик нетерпеливо кивнул и начал рыться в мешке.

— «Отряд — на караул!»

— Давай, дедуля! — крикнул Энди Бигелоу.

Старик с трудом вытаскивал из мешка горн.

— Дай я тебе помогу.

— Оставь старика в покое, Энди, — тихо сказал мэр Джексберга. — Мы не торопимся.

Наконец был извлечен армейский горн, такой же старый, как Зэк Бигелоу, и поцарапанный в сотне мест.

Старик поднес его к землистого цвета губам. Теперь его руки не дрожали. Даже дети угомонились, а легионеры застыли как вкопанные.

Старик начал сигналить.

Едва ли это можно было назвать игрой. Он дул в горн, и из раструба вырывались хриплые звуки. Когда звуков не было вовсе, вены на шее старика раздувались, а лицо становилось багровым. Время от времени он отсасывал через мундштук слюну, а потом продолжал свои упражнения. Деревья кивали от теплого ветерка, а люди внимательно слушали, как будто этот кошачий концерт был райской музыкой.

Но внезапно звуки прекратились. Старый Бигелоу выпучил глаза. Геттисбергский горн со звоном покатился к пьедесталу.

Все словно застыло — движения детей, дыхание слушателей, даже шелест листьев.

Затем послышалось испуганное бормотание, и Никки открыла глаза, которые только что зажмурила, успев увидеть, как последний из ветеранов Великой республиканской армии рухнул к ногам доктора Стронга и Энди Бигелоу.

— Вы были правы в первый раз, док, — сказал Эллери.

Они находились в доме Энди Бигелоу, куда доставили с кладбища тело старого Зэка. Дом наполняли болтающие женщины и бегающие дети, но в этой комнате было всего несколько человек, и они разговаривали очень тихо. Старик лежал на диване, прикрытый лоскутным одеялом. Выглядевший постаревшим доктор Стронг сидел в качалке рядом с телом.

— Это моя вина, — бормотал он. — В прошлом году я не стал обследовать рот Калеба и мундштук горна. Это моя вина, мистер Квин.

Эллери успокаивал его:

— Вы ведь знаете, док, что этот яд нелегко обнаружить. Кроме того, подозрения казались нелепыми. Конечно, вы бы нашли следы яда при вскрытии, но Этуэллы не позволили вам его произвести.

— Они все умерли — все трое. — Доктор Стронг свирепо уставился на Энди Бигелоу: — Кто отравил горн?

— Господи, да не смотрите вы на меня! — взмолился Энди. — Это мог сделать кто угодно, док.

— Кто угодно, Энди?! — крикнул мэр. — После смерти Калеба Этуэлла Зэк забрал горн, и он находился в этом доме весь год!

— Кто угодно, — упрямо повторил Энди. — Горн висел над камином, и любой мог сюда проскользнуть. Как бы то ни было, до прошлого Дня памяти он был у Калеба. Кто отравил горн в его доме?

— Так мы ни к чему не придем, док, — прервал Эллери. — Бигелоу, ваш дед когда-нибудь говорил, где спрятано сокровище времен Гражданской войны?

— Допустим, говорил.